— Садись, детка, и рассказывай, — сказал Могильщик.
— В этой дыре я не скажу ни слова. Тут все в микрофонах, — фыркнула она, продолжая стоять.
— Зачем нам микрофоны? Мы с Эдом и так запомним все, что ты скажешь.
Гробовщик шагнул вперед с видом убийцы, восставшего из мертвых.
— Садись, тебе говорят, — прохрипел он.
Айрис села. Гробовщик подошел к ней, а Могильщик включил лампы. Она заморгала. Гробовщик уже собирался дать ей пощечину, но увидел ее лицо, и рука его застыла в воздухе.
— А ты красавица! — сказал он.
Ее кожа, еще недавно гладкая, желтая, надушенная, теперь переливалась всеми цветами — от черного до оранжевого. Шея распухла, одна грудь казалась раза в два больше другой, лицо, шея, плечи были испещрены красными полосами, скрывавшимися под платьем, а волосы ее были словно вымыты в реке Стикс.
— Бывает и хуже! — буркнул Могильщик.
— Что значит хуже? — осведомилась Айрис, щурясь от яркого света. Казалось, синяки и царапины были нарисованы на ее прозрачной коже.
— Ты и вовсе могла сыграть в ящик.
— Это, по-вашему, хуже? — слабо передернула она плечами.
— Ладно, ты еще жива, — подал голос Гробовщик, — и можешь заработать восемь тысяч семьсот наградных, если нам поможешь.
— А как насчет этого долбаного обвинения? — решила поторговаться Айрис.
— Это твой ребенок, — сказал Могильщик.
При слове «ребенок» Айрис поморщилась. С этого-то все и началось.
— Оно не долбаное, — возразил Гробовщик.
— Но все равно обвинение, — сказала Айрис.
— А как Дик? — спросил Гробовщик.
— Если бы я знала, где этот гад, то сказала бы, уж не сомневайтесь.
— Но ты же приехала к нему на свиданку.
Она подумала, потом, похоже, приняла решение.
— Он там был. В одних трусах. Иначе с чего бы мне распсиховаться и пристрелить эту стерву вдову? Но я не помню, как он сбежал. Он стукнул меня, и я упала без сознания. — И, помолчав, добавила: — Ума не приложу, почему он меня не убил.
— Как ты сбежала из-под надзора?
Она внезапно рассмеялась, и ее синяки и царапины приобрели несколько иные очертания. Так бывает с картинками, которые под одним углом выглядят невинными, а под другим оказываются непристойными.
— Такое может выкинуть только белый, — сказала она.
— Если это не имеет отношения к налету, можно об этом и забыть, — хмыкнул Гробовщик.
— Это наша личная размолвка.
— Мы хотим знать другое, детка: в чем состоял фокус в этой афере с движением «Назад в Африку»?
— Вы что, только сегодня родились, что спрашиваете?
— Мы все знаем. Но хотим, чтобы ты это подтвердила.
К Айрис снова вернулась прежняя самоуверенность.
— А мне что за это будет? — осведомилась Айрис.