— Вилка у нас одна, Пашка Америка. А почему тебя, Паша, Америкой зовут?
— Когда я маленьким был, — Пашка придвинул к ней сковородку, — мне сосед подарил такие длинные толстые носки. Ребята во дворе как увидели меня в этих носках, стали Америкой звать.
Аленка кончила есть и взглянула на будильник.
— Ты не опоздаешь?
— Куда?
— На работу, куда же еще? Тебе вчера здорово попало, что прогулял полдня.
Пашка не отвечал и пытался вспомнить, что он спьяну наплел Аленке. Да и не было у него такой привычки, чтобы врать. Его «работа» всем известна, о ней даже уголовка прекрасно знает.
— А я что-нибудь тебе говорил? — осторожно спросил Пашка.
— Ты ничего, я у Катьки про тебя спрашивала, она и сказала: «Америка работает в торговых рядах, специалист высшей марки», — Аленка посмотрела на Пашку и покраснела. — Только ты не думай, пожалуйста, что я тебя полюбила из-за этой «высшей марки».
Пашка растерялся. Он никогда не скрывал, что вор, и все его девчонки об этом знали и даже гордились, что их кавалер — известный во всей округе карманник.
— Вот что, у нас должно быть все честно, — решительно сказал он и замялся, выбирая выражение помягче. — Я жулик. Обыкновенный жулик, даже не высшей марки. Я думал, что ты знаешь, — Пашка встал, надел пиджак и направился к дверям. — Я пошел на «работу» в торговые ряды. А ты думай: хочешь — оставайся, хочешь — уходи.
Пашка вышел на улицу и постарался принять беззаботный вид. «Тоже мне краля, вор ей не компания. Будто я виноват, что она не уличная, а честная. Была честная, а теперь спит с вором». Он смутился и оглянулся, не подслушал ли кто его мысли?
Пашка вошел в мануфактурную лавку и кивнул приказчику. Тот не ответил на приветствие и стал быстро листать свои книги.
— Ты что, не узнаешь? — спросил Пашка, облокачиваясь на кассу.
— Беда, Америка, — заметил приказчик и покосился на заднюю дверь. — Два дня назад приходили из уголовки и пригрозили хозяину, что, если тебя здесь или рядом увидят, прикроют заведение. Хозяин, конечно, мне накостылял, — он похлопал по тонкой шее. — Уходи, ради бога, Америка.
Пашка ничего не ответил и зло хлопнул расхлябанной дверью.
Так, значит, обкладывают менты! «На первой же краже и сгоришь», — вспомнил он угрозу начальника. «Ну, это еще посмотрим, кто сгорит. Пашку не запугаешь, голыми руками не возьмешь». Он зашел к Когану и выпил подряд две стопки водки. Пашка прекрасно знал, что пить на «работе» последнее дело, но упрямо зашагал в торговые ряды.
Как всегда, жертва появилась неожиданно. Худосочная дамочка приценивалась к детской шубке и неуверенно торговалась с улыбающимся продавцом. На остром локте дамочки болталась большая хозяйственная сумка, а из нее выглядывал уголок лакированного ридикюля. «Крестница ты моя милая», — подумал Пашка, не примериваясь и даже не останавливаясь, быстро выхватил ридикюль и сунул его в карман. Но он забыл, что одет в новый, а не в привычный «рабочий» костюм. Ридикюль не хотел влезать в карман модных брюк, и Пашка, чертыхнувшись, опустил его за пазуху. Видимо, он замешкался или неловко повернулся, и дамочка, тихо охнув, схватила его за рукав. Пашка надвинулся на нее и одними губами прошептал: