– Майорана мог ее видеть… – Макс попытался отогнать такие мысли. Свору он приготовил, на случай, если фрейлейн доктор начнет упираться:
– Если она его любит, она на все пойдет… – думал Макс, – согласится работать. Она его забудет, после первой ночи со мной, – итальянец его не интересовал. Майорана мог всю оставшуюся жизнь провести в Дахау. Ребята, работавшие с ним, жаловались, что физик почти прекратил разговаривать. Он отворачивался, глядя в стену, и давно не спрашивал, что случилось с фрейлейн Кроу.
– Он и раньше страдал нервами, – вспомнил Макс, – пусть лечит их в бараке. Сумасшедших Отто отбирает для медицинского блока. Долго герр Майорана все равно не протянет… – Макс надеялся, что фрейлейн доктор, увидев свидетельство почетной арийки, сменит гнев на милость.
– Я принес подарок… – Макс всегда говорил так, ставя перед фрейлейн очередные сладости. Констанца смотрела на лист бумаги, с вытисненным, нацистским орлом, со свастикой, читала готический шрифт.
– Здесь говорится… – на нее повеяло сандалом, хорошим табаком, теплое дыхание защекотало ей ухо. Гость наклонился над ее плечом: «Говорится, что…»
Ее голосом можно было резать металл:
– Я умею читать. Рейхсфюрер СС Гиммлер удостоверяет мое арийское происхождение.
– Именно… – обрадовался Макс, отступив от стула. Фрейлейн доктор поднималась, откинув рыжеволосую голову. Он улыбался:
– Это большая честь, для человека с вашими предками. Вы сможете, стать ведущим физиком Германии, получить лабораторию, уран, тяжелую воду… – фрейлейн Кроу побледнела:
– Я вам не представлялся, леди Кроу… – Макс поклонился, – граф Максимилиан фон Рабе. Я давно восхищаюсь, вашим умом, талантом, трудолюбием… – Констанца сдержала дрожь. Длинные, сильные пальцы поглаживали ее запястье. Он пришел в хорошем, штатском костюме, при галстуке. Макс, внезапно, притянул ее к себе:
– Считайте свидетельство свадебным подарком, фрейлейн Кроу. Конечно, у вас будет все, что вы захотите. Вилла, слуги, драгоценности, личный самолет… – Макс даже не понял, как она ухитрилась выгнуться.
Фрейлейн Кроу оказалась гибкой, будто кошка. Верхняя губа поднялась, обнажив кривые зубы, обрывки свидетельства полетели ему в лицо:
– Моя бабушка, мать моего отца, – отчеканила девушка, – была еврейкой. Доктор Мирьям Кроу, одна из первых женщин, врачей, в Европе. Я не предам ее память, и не предам свою честь… – Констанца зарычала, вырываясь, царапая его руку:
– Засуньте самолет себе в задницу, проклятый нацистский ублюдок, жалкая тварь, тайком подсматривающая за женщинами… – его щеку обожгла пощечина. Макс, разъяренно, схватил девушку за тонкие плечи, как следует, встряхнув: