Чулков разделся, оставшись в тренировочных штанах и футболке. На ноги натянул легкие черные кроссовки, он и не знал, что такие легкие бывают, пока ему Гоша с дочерью не купили где-то за бешеные деньги, почти сто зелеными. Потом надел крылья. Ремешки, как и было договорено, затянула дочь.
Почему-то Федор был уверен, что все пройдет как надо, но все равно волновался. Народу собралось слишком много, объяснил он себе.
Люди запрудили Красную площадь, стояли на Васильевском спуске, у гостиницы "Россия", на мосту через Москву-реку, а отдельные фигуры виднелись даже на крыше ГУМа. В общем, не полететь Чулков никак не мог.
Он опробовал крылья, взмахнув ими вверх-вниз. Толпа внизу зашумела, кое-где засвистели - наверное, в знак поддержки. Камеры, которые держали на плечах дюжие мужики, фиксировали каждое его слово, каждое изменение мимики.
Дочь дрогнула и спросила:
- Ну что, пора?
Оттолкнувшись от стены с зубчиками, Чулков сначала здорово провалился вниз, даже в ушах засвистело, крылья почему-то не захватили достаточного количества воздуха. Потом все-таки почувствовали опору, остановили падение. На долгий, долгий миг Чулков завис на месте... Но останавливаться было нельзя, он мог снова провалиться и тогда до Мавзолея уже не дотянул бы.
Толпа на площади, которая на миг умолкла, разразилась криками, люди, кажется, жаждали, чтобы он все-таки упал. А может быть, наоборот, поддерживали, давали советы, как могли. Чулков еще немного соскользнул вниз, отчаянно работая крыльями, уже обживаясь в воздухе, и почувствовал, что может двигаться плавно. Так, взмахивая руками все уверенней, он двинулся к Мавзолею.
Поднимаясь над толпой, он смотрел по сторонам и удивлялся.
Лететь возле Кремля было легко, да и ветер дул почти попутный, только сносил его к центру площади, а ему-то нужно было вдоль стены, над елками и трибунами, которые так и остались с коммунистических времен.
Проводов тут не было. Да и толпа вдруг затихла, казалось, во всей этой огромной массе людей никто не дышит. А Чулков переваливал через какие-то миниатюрные невидимые вихри, подбрасывавшие его вверх, и преодолевал воздушные ямы, тянувшие вниз.
Федор почувствовал кураж, настоящий артистический кураж, который заставляет даже циркачей, людей тренированных, делать то, чего они сами от себя не ожидают. Он пролетел над людьми, стоявшими у ограды Василия Блаженного, где кончалось милицейское отцепление. Все смотрели на него и поддерживали - собственным вниманием, силой убежденности и жгучим желанием летать. И Чулков понял, что ощущали первые летчики...