Гаязов, увидев свет у директора, зашел к нему.
— Хасан Шакирович, что с вами? — воскликнул он с тревогой.
Муртазин, подняв взлохмаченную голову, уставился на Гаязова стеклянными глазами.
— Вы?! — спросил он негодующе.
— Я не понимаю вас, Хасан Шакирович.
Муртазин, явно не слыша, продолжал смотреть на Гаязова. И вдруг стукнул кулаком по столу с такой силой, что графин и стаканы разлетелись вдребезги. Ступая на осколки, Муртазин медленно пошел к двери, даже не обернувшись на оклик Гаязова.
…Домой Муртазин вернулся сильно подвыпивши. Жену он застал в слезах.
— Что, вновь испеченный инженер-мастер, уже разнюнилась?.. — язвительно спросил он и тряхнул жену за плечи. — Ну, выкладывай про свои делишки с Гаязовым…
— Оставь меня, Хасан, — с трудом произнесла Ильшат, — у нас большое горе. Час назад арестовали Альберта.
Муртазин отступил, выставив перед собой руки, словно загораживаясь от удара. Он сразу отрезвел.
— Ты с ума сошла, Ильшат?! — Порывисто дернул галстук — ему не хватало воздуха.
4
Механический цех все еще работал с перебоями. Практика внесла серьезные поправки в проект Назирова. Правда, ни Акчурин, ни Надежда Николаевна не сетовали на Назирова, — все было, как говорится, в порядке вещей. И все же Гульчира чувствовала — по усталости, появившейся во взгляде, по добавочным морщинкам под глазами, по новым серебряным нитям в волосах, — что они не могут не досадовать про себя на Назирова: разработал проект — и бросил их в самый ответственный момент. Гордая душа девушки не выдержала этой глухой, невысказанной несправедливости к Азату. Еще с завода она позвонила на междугородную телефонную станцию и заказала разговор с Назировым. А дома, часа в два ночи, накрывшись с головой пальто, чтобы не разбудить спящих, попросила телефонистку связать ее с Аланлинской МТС.
До того Гульчире никогда не приходилось разговаривать по телефону с отдаленными районами. Она думала, что ей сразу дадут МТС. Но, накрывшись с головой пальто и приложив трубку к уху, она долго слушала, как телефонистки, сидевшие где-то в маленьких, заваленных снегом избушках, в десятках километров друг от друга, вызывали через одну станцию другую, потом через нее третью, четвертую, и впервые ясно представила, как далеко был от нее Азат.
Некоторые промежуточные станции долго не отвечали, у телефонисток от крика срывался голос, они кого-то ругали, сердились. Иногда в трубке трещало, слышался гул зимнего ветра, врывалась музыка, включались чьи-то голоса, требующие в срочном порядке какие-то запчасти, а телефонистка в это время кричала: «Бибинур, Бибинур, почему молчишь? Заснула, что ли? Вот несчастье». Наконец Бибинур ответила и, в свою очередь, начала кричать: «Маруся, Маруся!» Ее голос слышался еще тише. Потом Маруся начала вызывать какую-то Алсу, а Алса — Миляушу. Голоса уходили все дальше.