Смит вылетел в Лос-Анджелес для личной встречи с Римо, прекрасно сознавая, что каждая такая встреча связана с немалым риском для глубоко законспирированной КЮРЕ.
– Мы можем доставить вас в Пэттон-колледж сегодня же вечером. Истребителем ВМФ. Меньше трех часов – и вы на месте, – сказал Смит.
– А вся страна тем временем говорит о таинственном незнакомце и его воздушных приключениях. Предположим, кто-то узнает, что какой-то парень, по описаниям похожий на меня, летает самолетами ВМФ. Опомнитесь, Смитти, что с вами?
– Вы не понимаете, насколько это срочно, Римо.
– Тем больше оснований действовать осторожно, точно и компетентно.
– Вы начинаете говорить, как Чиун.
– Я начинаю говорить так, как прежде говорили вы.
– Вы должны покончить с ними немедленно. Слышите, Римо, – немедленно.
– Все будет сделано в срок, расслабьтесь же.
– Международная конференция по терроризму открывается на следующей неделе. К тому времена с этой силой должно быть покончено. Вы понимаете? Понимаете, что поставлено на карту?
– Да, – сказал Римо. – Не волнуйтесь.
Желтое лицо Смита вдруг побагровело.
– Что с вами? – мягко спросил Римо.
– Ничего. Я чувствую себя отлично. Все хорошо.
– Может, дать вам воды?
– Нет. Все в порядке.
Это было два дня назад и за несколько тысяч миль отсюда. Римо все еще беспокоился о Смите, хотя в принципе ему не было до него дела. Просто видеть Смита в таком состоянии было все равно что присутствовать при крушении Вселенной. Смит понимал, до чего может довести человека такая, как у него, работа. И Римо понимал, что его ожидает. И все же видеть Смита в таком состоянии…
Римо сбавил скорость, чтобы взять в будке талон на платное шоссе. Клонящееся к закату солнце отбрасывало красноватое зарево на подножия окрестных гор. Только отравленный выхлопными газами воздух напоминал Римо, что они находятся вблизи большого города.
– Мы проехали Бруклин? – спросил Чиун, когда Римо вырулил в центральный ряд.
– Да.
– Жаль, что я так и не увижу улицу, на которой она родилась.
– Стрэйзанд?
– Да. Это был бы счастливейший миг в жизни бедного старого учителя, так много сделавшего для своего недостойного ученика.
– Мы не поедем в Бруклин, Чиун.
– Я знаю, – сказал Чиун печально. – Я знаю. Бруклин нам не по пути. Это неудобно. И кто я такой, чтобы ради меня терпеть неудобства? Какое тебе дело до того, как жаждет мое сердце этого крошечного удовольствия? В конце концов, я всего лишь человек, который превратил лепешку коровьего навоза…
– Да, – сказал Римо, навострив уши в ожидании похвалы.
– …в нечто мало-мальски соответствующее, – сказал Чиун. – В этом мире нет награды за мастерство, за совершенство. Человек отдает все, что может, но неблагодарный ничего не вернет ему взамен.