Данте произнес эти слова таким тоном, словно буквально горел желанием оказать своему спутнику услугу. А вовсе не собирался уйти отсюда в любом случае.
Мы стали медленно спускаться. Сначала я, потом Данте. Не потому, конечно, что он галантно пропустил меня вперед как женщину. Просто хотел быть уверен в том, что мне не взбредет в голову метнуться наверх и все-таки перелезть через перила. Напрасная предосторожность: в данный момент я была слишком измотана, чтобы решиться на такой шаг. «Ничего плохого с тобой не случится». Интересно, что это означает? Если, конечно, он вообще говорит правду. Видимо, то, что со мной не обойдутся как с той шестнадцатилетней девочкой. И не станут пороть плетьми, если, конечно, я не совершу чего-нибудь совсем уж из ряда вон выходящего. Не заставят голодать. И даже тяжелой работой не будут загружать сверх меры.
«Ничего плохого»… Действительно, чего еще может желать рабыня? Самореализации? Комфорта? Личного пространства? Уважения? Свободы? Вот еще, глупости какие!
«Ничего плохого». Все-таки надо было прыгать. А раз не решилась, значит, туда мне и дорога.
Данте время от времени поглядывал наверх и разговоров со мной во время спуска не заводил. Когда лестница закончилась, нас без вопросов пропустили. Смотритель возвратил Данте его оружие, после чего мы вместе пошли дальше. Поскольку рабыня сопровождала своего господина, задерживать ее никто не стал.
Мы прошли обратно по коридору, связывавшему храм с постоялым двором. Затем, вместо того чтобы продолжить идти прямо, повернули налево. При этом Данте продолжал пропускать меня вперед, явно давая понять, что мы идем вместе. Я остановилась.
– Меня поселили вон там.
Я указала рукой в обратную сторону – туда, откуда мы только что свернули.
– Я знаю, – невозмутимо сказал Данте и продолжил идти, как шел, ничуть не смущенный такой ошибкой.
Или не ошибкой? Куда в таком случае меня ведут?
Когда мы стали подниматься по парадной лестнице, все стало очевидно. Второй этаж, длинный коридор. Мы прошли по устланному мягким ковром полу.
– Имей в виду, – тихо шепнул на ходу Данте, – вероятнее всего, каждое слово, произносимое в моей комнате, прослушивается. Так что – ничего лишнего.
Неведомо откуда возникший слуга почтительно распахнул нужную дверь и склонился перед Данте так низко, что мне разом припомнился служащий таверны в Остане. Вполне предсказуемо, что у этого парня позвоночник тоже не сломался. Напротив, с легкостью распрямив спину, он весьма бодро проводил нас в комнату и подобострастно осведомился, будут ли у господина какие-нибудь пожелания. Мое присутствие его, кажется, нисколько не удивило. Впрочем, и правда: что тут особенного, если хозяин намеревается провести ночь – или менее продолжительное время – со своей рабыней?