В самых изысканных и цветистых выражениях Чиун воспел хвалу Харолду У. Смиту, чье имя навсегда войдет в анналы Дома Синанджу как имя величайшего безумца, стоящего у кормила власти в стране, которую открыл Чиун.
Словословия заняли добрых двадцать минут, после чего Смит поблагодарил старого корейца и обратился к Римо:
– Чего вы ждете? Я должен ввести вас в курс дела. Ситуация очень сложная.
– Смитти, когда Чиун говорил, что славное имя Харолда У. Смита останется на скрижалях истории Дома Синанджу вместе с именами Александра Македонского, римского императора Августа и знаменитых фараонов, он намекал, что пришла пора прощаться. Я тоже прощаюсь с вами.
– Вы не можете этого сделать. По крайней мере, сейчас.
– Сейчас или потом – какая разница, Смитти? Мне кажется, я выполнил свой долг перед Америкой. Прощайте.
Римо с Чиуном направились к дому. Смит вошел вслед за ними. Их квартира находилась на первом этаже и была окружена небольшой крытой галереей с видом на фонтан. Плеск воды заглушал голоса лучше любого электронного устройства.
– Могу я, по крайней мере, узнать, на какую страну вы собираетесь работать? – спросил Смит.
В глубине души он знал, что Римо прав. Он сделал для своей страны гораздо больше, чем кто бы то ни было. Год за годом он тянул лямку, никогда не увиливал от заданий и никогда не подводил своего руководства. И как отблагодарила его Америка? Даже самому большому патриоту рано или поздно все это должно надоесть.
Римо сказал, что пока не знает, куда они с Чиуном отправятся.
– Возможно, – продолжал он, – я не стану вообще ни на кого работать, а буду отдыхать, смотреть на пальмы и пирамиды. Не знаю. Я устал. Смертельно устал. Так что прощайте, Смитти. Желаю вам удачи.
– Значит, пока еще не решено, на кого вы будете работать?
– Нет, – ответил Римо.
– Если не возражаете, я хотел бы поговорить с Чиуном.
– Вы все равно его не поймете.
– Я попытаюсь, – сказал Смит.
Римо вошел в комнату, где Чиун укладывал свои кимоно.
– Он хочет с тобой поговорить, папочка.
– Ага. Вот увидишь, он никаких денег не пожалеет, только бы мы остались. Я всегда подозревал, что золото, которое доставляют в деревню Синанджу американские подводные лодки, – жалкие гроши. Я вправе претендовать на более высокое жалованье. Пойдем, послушаем, что он нам скажет.
– Да нет, я, пожалуй, побуду здесь, – ответил Римо.
Он знал: Чиун никогда не поверит, что Смит бескорыстно служит своей стране и что золото, которым он расплачивается с Чиуном, принадлежит не ему, а казне. Римо попрежнему любил свою страну. Он навсегда останется американцем, и ему не хотелось смотреть, как Смиту будут выкручивать руки, пусть даже в соответствии с тысячелетними традициями Синанджу.