Все мы выбиты из колеи, думала Беверли, все мы, женщины. Мы только пьем, ходим по магазинам, встречаемся в загородном клубе, иногда вцепляемся в первого попавшегося мужчину. А если бы мы жили в городе, было бы так же? Может, это из-за нас? Или из-за места? Или из-за того и другого вместе?
— Уже сейчас плохо, — продолжала Ди-Ди. — А что будет, когда я постарею? Кто захочет возиться со мной?
— Может, тогда Крис оживет? — предположила Беверли.
— Мой муж? Оживет со мной? Ты шутишь? Он меня ненавидит. Без шуток. На днях он обозвал меня сраной занудой.
Беверли подумала, что, возможно, Питер тоже так думает о ней. Она хотела бы завести любовника, но у нее не было характера Ди-Ди. Нет, не здесь, в Гарден-Сити, не в доме, где она прожила с Питером восемь лет.
— И знаешь, что еще? — сказала Ди-Ди, подзывая официанта, чтобы заказать обед. — Этот мерзавец прав. Я и есть сраная зануда.
По дороге домой Беверли заехала в магазин сыров на Седьмой стрит. Выбрав его любимый сорт, она сделала помимо своей воли странную вещь. На прилавке лежал пакет «Камамбера», который оставил кто-то из покупателей и его не успели вернуть на витрину. В каком-то умопомрачении Беверли, выждав, когда продавец отвернется, схватила сыр и сунула себе в сумку. Затем расплатилась за «Эдем» и вышла.
Домой она ехала в оцепенении. Я должна бросить Питера. Мысль вертелась у нее в голове, и это была даже не мысль, а скорее молитва, мольба. Могу я бросить Питера? Когда она подъехала к замку на Стюарт авеню, слезы катились по лицу, застилая глаза. Она торопливо утерлась. Пальцы, касавшиеся щек, были мертвыми, холодными, нечеловеческими.
Звонок в дверь разбудил Аниту ранним утром в четверг, и в какую-то секунду она подумала, что это электронный будильник зовет ее встать, вычистить зубы, принять душ, надень штанишки, форму стюардессы и лететь в… Мадрид? Париж? Рим? Лондон? Каир? Мюнхен? Гамбург? Или она сейчас в одном из этих знакомых и чужих мест перед возвращением в Нью-Йорк?
Очень часто Анита, снимая с лица спальную маску, не могла сориентироваться, где же она находится. Маска была мягкой, зеленого цвета, и на ней поперек было написано: «Спокойной ночи, Чет, спокойной ночи, Дэвид». Иногда Анита не знала, что бы она делала без маски, настолько рваным был ее распорядок дня. Затем услышала поскуливание, вспомнила о Чу-Чу, сидевшем в сумке у радиатора, и, даже не раскрывая глаз, поняла, что она в Нью-Йорке, в постели с Джеком Бейли, а в дверь звонит Симона, которая заехала по дороге на работу забрать собаку.
Джек сбросил все подушки на пол, такая у него была странная привычка, и спокойно спал, когда Анита босиком прошлепала к двери через неубранную гостиную. В свете раннего утра предстала Симона, растрепанная и раскрасневшаяся, в том же платье, что и вчера. Но она вся светилась, будто время, проведенное с Робертом Фингерхудом, было очень счастливым.