— В каждой компании всегда есть парочка таких, — заметил Джек Аните, когда все узнали об инциденте.
— Каких? — спросила она. — Пьяниц?
— Нет. Проституток.
— О чем ты?
— А как ты думаешь? Чем занималась наша австрийская подруга во время полетов в Европу? Играла в карты с экипажем?
— Но она так чудесно выглядит, — смутилась Анита. — Даже когда напивается. У нее… У нее… — Почему она не могла закончить мысль? Возможно, потому, что та явно не согласовывалась с новыми сведениями о Лайзе. — У нее огромная жизненная сила.
— Вкупе с огромным, смертельным желанием.
Анита решила, что обязана защитить отверженную девушку.
— Мне она очень нравилась.
На лице Джека появилась обычная загадочно-отстраненная улыбка.
— Смешно. Я любил ее.
Анита быстро вытолкнула весь этот разговор из памяти. Забавно, как людям удается забывать неприятные вещи, и это называется инстинктом самосохранения. Влюбленный в кого-то Джек — это уже выше ее сил, а Джек, влюбленный в девушку, диаметрально противоположную Аните, — удар ниже пояса, это зачеркивало ее, уничтожало, убивало так, будто она и не рождалась на свет. Анита удивлялась, почему вспомнила об этом сейчас, в похмельное утро четверга, когда впервые за долгое время ей удалось как-то помириться с мужчиной, от которого она без ума. Но какая-то тупая, непонятная сила толкала ее дальше.
— Помнишь Лайзу? — спросила она.
Джек не ответил, только глянул на нее и безразлично кивнул.
— Ты серьезно говорил мне, что любил ее?
— Серьезно.
— А сейчас?
— Влюблен?
— Да.
— Нет.
— А что случилось?
— Прошло время.
— Это так изживается?
— Ты обо мне или о людях вообще?
— Обо всех.
— Ну, это способ. Не самый легкий, но всегда эффективный.
— А она была влюблена?
— Ясно, что нет, иначе мы бы и сию минуту были вместе.
Он хотел от нее слишком многого. И грудь Лайзы здесь ни при чем. Так, два прыщика под блузкой. Слезы навернулись на глаза, но Аните было слишком грустно, чтобы заплакать. Может, через неделю она и разрыдается. Тогда слезы найдут выход, а сейчас они застыли, в горле пересохло. Все время, когда она была влюблена в Джека, он любил Лайзу. Анита его совсем не знала, она видела его в кривом зеркале собственных представлений. Шок от этого открытия был подобен удару в солнечное сплетение, как будто кто-то врезал по нему изо всех сил. Она хотела умереть. Уснуть. Заплакать. Закричать. Все что угодно, лишь бы не чувствовать себя такой ничтожной. Она раскрыла рот, но еще целую минуту молчала.
— Я… — Наконец-то. — Извини. Если бы я знала…
И в это мгновение она сообразила, что знала, он сам сказал ей, что влюблен в Лайзу, когда они говорили в начале прошлой осени, но не поверила, пропустила все мимо ушей, это были звуки, а не слова, бессмысленная абстракция, которая не имела никакого значения. Абракадабра. Он мог сказать что угодно. Мог пересказать теорию относительности Эйнштейна, результат был бы тем же. Она бы все равно не слушала. Почему же слушает сейчас? Потому что неожиданно показалось, что нужно слушать и попытаться понять. Ирония. Потому что он не собирался продолжать. Напротив, сменил тему разговора: