С тех пор, всякий раз оказываясь дома, барон изобретал для него какую-нибудь казнь, но всегда оттягивал ее исполнение; казалось, ему нравилось вызывать к себе монаха, чтобы в красках описать мучения, которые тому надлежит принять от господина. «Господь волен в рабах своих», — смиренно ответствовал Прудентиус. «Господь имеет в вассалах королей, герцогов и графов, а также папу, — возражал Рикхард. — Те господа над баронами и прелатами, мы же господа слугам и рабам своим, ибо каждому известно правило: вассал моего вассала не мой вассал». Спор на этом не заканчивался, так как Прудентиус не соглашался с господином, утверждая: «Все равны перед Господом, ибо рек: «Нет ни эллина, ни иудея».
Читать, равно как писать, Рикхард не умел — не рыцарская наука, а потому Евангелия знал куда хуже, чем правила кавалерийской атаки, однако же огрызался: «При чем тут евреи? Слушай, а ты, часом, не еврей?.. — За этим обычно следовал громовой раскат баронского хохота. — Может, мне прибить тебя к деревянному щиту в наказание за грехи твоего народа, а? Не твои ли братья распяли Господа нашего Иисуса Христа?»
Спор не утихал порой часами, пока побежденный, но никогда не желавший признавать этого господин не прибегал к последнему аргументу: «А вот я сдеру с тебя кожу, посмотрим, как Господь станет защищать праведника!» — «Полно, господин, — отвечал, как правило, монах. — Разве я праведник?» — «Ну, тогда покамест поживи… Пошел прочь!»
Баронессу же угнетала склонность духовника к пьянству, порой необузданному. Однако завидное терпение Адельгайды к поведению святого отца объяснялось несомненной мудростью и книжной ученостью Прудентиуса и тем, что он пострадал от рук безбожников. Существовало, правда, и мнение, что госпожа опасалась, лишившись хотя бы такого священника, не получить взамен никакого.
Так или иначе оба — и несчастный, искалеченный огнем монах, и несмышленое дитя, принесенное им в замок, — там и остались.
— Опять ты напился, Прудентиус, — с явной укоризной в голосе проговорил мальчик. — И чего ты так любишь это вино, оно же такое кислое?
Старик рассмеялся:
— А ты сможешь предложить мне что-нибудь лучшее?
— Ты мог бы поесть сушеного винограда, — проговорил Губерт не слишком уверенно, — и… запить водой. Это очень здорово, во рту долго держится сладковатый привкус. Правда, попробуй!
Найденыш даже сердился, когда старик оказывался столь непонятливым. Вот ведь тоже! Столько лет живет, а очевидных вещей не знает.
— Гляди, вырастешь, — сказал Прудентиус, — тоже кислое больше сладкого полюбишь.