Вдруг створчатая дверь юрты с шумом распахнулась. В юрту, бряцая кривой саблей, ворвался молодой мужчина, схожий обличьем с ханом. Это был Эшши-бай — один из сыновей Джунаид-хана. Хан недовольно поморщился: не любил, когда ему мешали. Но по озабоченному лицу сына понял, что вломился тот не по пустячному делу.
Эшши, наклонившись, горячо зашептал отцу на ухо.
— Эшши-бай! — Аманли прервал ханского сына. — О том, о чем ты шепчешь, на ташаузском базаре говорят во всеуслышание. Ты взволнован тем, что третьего дня родовые вожди Текеклыч-хан и Гоша-хан со своими всадниками сдались властям?… Советское правительство их амнистировало.
На мгновение Джунаид-хан остолбенел, но тут же, придя в себя, спокойно спросил:
— Дурды-бай вернулся?
— И не вернется… Он со своими людьми на пути к Ташаузу, тоже советским властям поехал сдаваться, — ответил за Эшши-бая Аманли, не подозревая, какую роковую ошибку совершает.
— Змея берет в саду яд, там, где пчела мед находит, — Джунаид-хан позеленел от злости. — От своего же яда и подохнет! Он увел у меня сотню сабель!
Молчали все: Эшши-бай, Аманли, охрана. Разговаривать в те минуты с разъяренным Джунаид-ханом было бессмысленно, да и небезопасно. В порыве гнева он мог совершить любую жестокость, отдать Аманли на расправу нукерам или застрелить собственноручно, прямо в юрте, как это уже не раз делал со смельчаками, пытавшимися сказать ему слово поперек. Задохнувшись от гнева, Джунаид-хан закашлялся, вены на его висках вздулись жгутами. Отхлебнув чаю из пиалы, поданной сыном Эшши-баем, он прилег на подушку и размяк, как бурдюк, из которого выпустили воду.
— Благоразумие, — Аманли чуть наклонился к сопевшему Джунаид-хану. — Самое благоразумное для вас — сдаться советской власти… Она очень милостива, она простила тебе твои грехи, призывает к миру… Не от слабости, а от великодушия. Советская власть не хочет крови заблудших, обманутых. Правительство Туркменской Советской Социалистической Республики уполномочило меня заявить, что лично вам и всем вашим всадникам гарантируется амнистия… Конечно, если вы перейдете к оседлому образу жизни, перестанете грабить и убивать население, станете честными советскими гражданами…
— Ты мне надоел, Аманли! — Джунаид-хан поднял на него глаза, налитые кровью. — Уходи, пока я не приказал своему палачу Непесу прикончить тебя…
— Я уйду… От моей смерти вам легче не станет, — Аманли поднялся, направился к выходу. — Ни тебе, ни твоим конникам…
— Стой! — простонал Джунаид-хан. Нукер, стоявший на часах, карабином преградил Аманли дорогу. — Я подумаю. Вечером отвечу.