Предрассветные призраки пустыни (Эсенов) - страница 36
— Он доверился разговорам с красноармейцами… Они увели его отряд в Ташауз…
— Я знаю, его убил Аманли Белет…
— Да, — кивнул Джунаид-хан и пронзительно ощупал глазами Хырслана. — Русские не режут людям глотки, они расстреливают… Голову незабвенного Дурды-бая унес туркмен. Аманли Белет был у меня в гостях, но я отпустил его… У нас, туркмен, гость почетнее отца, и обычаи предков для нас святы…
— Не в твоем же доме я его убью, хан-ага! — выдохнул Хырслан-бай. — А почему гостю можно убивать людей хозяина дома?
— Тебе, дорогой Хырслан-бай, я не называл ничьего имени, — Джунаид-хан говорил вкрадчиво, даже ласково, радуясь, что ему удалось заронить семя сомнения в душу Хырслана, в душу этой дикой, необузданной натуры. — Если даже убийца тот, о ком ты думаешь, то какая тут его вина? Не снял бы он головы Дурды-бая, ему бы не сносить своей…
— Я разрублю его тело пополам и отдам шакалам, — хмуро проговорил Хырслан-бай.
ЗАПАДНЯ
— Хотите, я расскажу вам, как погиб славный Мерв? — начинал обычно свои истории Сахатдурды-ага. — Хотите, я поведаю о падении древнего Мерва, звезды славного Хорасана?… Это, может быть, и легенда, а может, и быль. Рассказывал мне ее дед… Мерв пал жертвой раздоров и предательства. Из седой старины к нам дошли мудрые слова о презренных людях: «Предателей презирают даже те, кому они сослужили верную службу». Даже Чингисхан, выжав из предателя все, расправлялся с ним, как с заклятым врагом.
«Убейте его, — приказывал Чингисхан. — Он предал своих братьев… Нас, чужих, продаст еще легче».
Сахатдурды-ага задумывался, доставал из кармана халата желтую тыковку-табакерку, бросал под язык щепотку зеленого табаку и замолкал. Казалось, умолкал надолго. Но старик мысленно перебирал в памяти истории, одни занятнее других, и вот, сплюнув зелье на песок, начинал свой рассказ.
— Было это давным-давно… На Хорасан несметными полчищами ринулся Чингисхан. Над богатым и блистательным Мервом собрались черные тучи. Тысячи его защитников пали костьми у стен крепости, но Мерв врагу не сдали.
Визирь Мерва Беха-аль-Мульк трусливо сбежал из крепости и вызвался провести монголов в город тайными путями. Храбрый, говорят, умирает один раз, трус — тысячу. В последнюю минуту продажный визирь заколебался: знал, что первым погибнет от рук защитников цитадели. Чтобы не прогневить своих новых господ, он пустился на уловку: снарядил в Мерв послов, таких же изменников, как сам. С ними он передал гнусное письмо: «Эй вы, жалкие черви! На вас движется войск тьма-тьмущая, семь тысяч монголов и десять тысяч их нукеров. И я иду с ними… Не успеете и вздохнуть, как они раздавят вас. Лучше почетный плен, чем смерть…»