Но двигался он не как человекообразная обезьяна скачками, а стремительно и бесшумно, как балетный танцор.
Выставив вперед острый, как наконечник пики, подбородок, Криди кивнул в мою сторону.
— Посмотри на этого человека, Херц, — сказал он, — и запомни его хорошенько. Может быть, тебе придется им заняться. Если, конечно, он не окажется умнее, чем выглядит на первый взгляд.
Вперив буравчики-глаза, Херц изучал меня несколько секунд. На его искалеченной физиономии не дрогнул ни один мускул.
— Я узнаю его при любом освещении, босс, — ответил он сипло.
Криди жестом приказал своему орангутану выйти. Когда тот бесшумно ретировался, я небрежно поинтересовался:
— Он должен превратить меня в отбивную, или я ошибаюсь?
Не ответив, Криди снял очки и, вытащив белоснежный носовой платок, начал тщательно протирать стекла.
— Не выношу частных сыщиков, — сказал он некоторое время спустя и посмотрел на меня исподлобья. — Я считаю их никчемными людишками, вымогателями и шантажистами. Я не нанимал вашего компаньона Шеппи, и мне в голову никогда не могла прийти столь абсурдная мысль. Я советую вам немедленно исчезнуть из нашего города. Чтобы избавиться от назойливых типов вроде вас, я иногда прибегаю к помощи Херца. Это экономит время и бережет мою нервную систему. Херц — удивительный экземпляр человеческой породы, он твердо верит в то, что я его облагодетельствовал. Если я говорю, что мне докучает такой-то человек, он считает своим первейшим долгом так воздействовать на наглеца, чтобы тот прекратил свои домогательства. Я никогда не спрашивал, как он добивается этого, но еще не было случая, чтобы Херц не оправдал моих надежд. Именно так обстоит дело, мистер Брэндон. Я не знаю вашего Шепни, и я, безусловно, не нанимал его. Не желаю иметь ничего общего с вами. Можете идти.
Я улыбнулся. Если вначале вся обстановка в доме этого боа-констриктора, даже его пронизывающий взгляд, действовали мне на нервы и против воли внушали какой-то подсознательный страх, то теперь от этого не осталось и следа. Сейчас загнанный в угол кролик ощущал лишь справедливое возмущение и злость, и это было моим сильнейшим оружием.
— Послушайте теперь меня, — ответил я, крепко опершись о стол одной рукой и глядя ему прямо в глаза. — Я-то думал, вы умнее и понаходчивее, мистер Криди, чем оказались на самом деле. До нашей встречи мне было неизвестно, нанимали вы Шеппи или нет, теперь я твердо знаю, что нанимали. Когда я звонил вашему секретарю, то был уверен, что вы меня не примете. Стоит ли человеку вашего положения тратить время на мелкую букашку; какого-то частного сыщика, если, конечно, у этого человека нет серьезных причин для беспокойства? Не дают, как говорится, тревожные думы уснуть по ночам. Но вы поступили иначе: вам не терпелось выяснить, что же я все-таки знаю. И вы приняли меня в обход других, куда более важных посетителей, ожидающих вашего внимания уже несколько часов. Неужели непонятно: вы чего-то боитесь, да так сильно, что страх мешает вам трезво рассуждать. Вам пока везет: я знаю очень мало, и вы убедились в этом. И тогда решили не церемониться со мной. Чтобы я больше не мозолил вам глаза, задумали припугнуть как следует. Для этого вам понадобилась ваша дрессированная обезьяна, будто только что вылезшая из камнедробилки. Но я не собираюсь доставлять вам удовольствия и не уеду из города, пока не разберусь до конца в причинах гибели друга.