– Ему осталось сосчитать всего пятьдесят штук. Управится за пятнадцать минут.
– Я подожду.
– Пожалуйста.
– Шестьдесят четыре, шестьдесят пять, шестьдесят шесть…
Дороти Уокер тем временем оглядывала помещение штаба, восхищаясь слаженностью и организованностью, с которой две дюжины добровольцев выполняли работу по тыловому обеспечению кампании.
– Девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять. ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ?! – Римо поднял глаза и увидел Дороти. Улыбнувшись, он направился к ней.
– Ну? – спросил Чиун.
– Что ну?
– Тебе нечего мне сказать?
– А что я должен сказать?
– Так сколько штук было в пачке? – уточнил Чиун.
– Не знаю, – сказал Римо.
– Не знаешь?
– Нет. Я устал и остановился на девяноста девяти, – Римо мало что понял из последовавшего потока слов. Он не станет обращать на Чиуна внимания. Ни за что не опустится до мелких пререканий.
Дороти Уокер улыбнулась ему.
– Вот, хотела посмотреть, как живет победитель.
– Вы так полагаете?
– Вы просто не можете проиграть.
– Конечно, если только не доверим подсчет голосов этому вот Альберту Энштейну, – вмешалась миссис Хиршберг. – Идемте отсюда, – предложил Римо. – Технические сотрудники никогда не поймут нас, творческих людей.
– А Тери здесь?
– Она сказала, что на завтра вся реклама готова, и уехала к подруге погостить. Обещала, что мы встретимся завтра на телевидении, – объяснил Римо.
Дороти кивнула.
– Я поговорю с ней завтра.
Римо повел ее прочь из штаба. Ему это доставляло удовольствие – находиться рядом с ней. Она так прекрасно выглядела, а пахла и того лучше крепкими цветочными духами.
Этот запах наполнил все его существо, когда позже Дороти взяла у него из рук стакан, который сама же только что дала, прильнула к нему всем телом и прижалась губами к его губам.
Она долго не отрывала губ, наполняя его ноздри ароматом духов. Он смотрел, как жилка у нее на виске начинает пульсировать все быстрей и быстрей.
Потом она взяла его за руку и вывела на балкон. Здесь, на высоте пентхауса, куда не долетал свет уличных фонарей, царила темная ночь. Одной рукой она продолжала сжимать руку Римо, другой обвела простиравшийся перед ними океан, а затем положила ее Римо на плечо. Голова ее склонилась ему на грудь.
– Римо, все это могло бы принадлежать нам, – сказала она.
– Нам?
– Я решила открыть отдел по рекламе политических кампаний и хочу, чтобы ты возглавил его.
Римо, успевшему убедиться в своих очевидных талантах в области политической борьбы, было приятно, что его достоинства оценили. Но, мгновение подумав, он произнес:
– Извини. Это не по моей части.
– А что по твоей?