Вопрос сорвался у нее с языка сразу же, как только она подумала об этом:
- Вы с отцом были дружны? Рай качнул головой:
- Нет, мы не были дружны. Он был моим работодателем, я уважал его, ценил его знания и усилия по управлению ранчо. - Думаю, и он уважал меня за то же.
- Этим ваши отношения и ограничивались? Рай удивленно приподнял брови и бросил на нее вопросительный взгляд:
- А вы полагали, что нет?
- Я никогда не задумывалась об этом.
- До сей поры, - мягко заметил Рай. - И почему же вам это пришло в голову именно теперь? А если бы мы с Саймоном были закадычными друзьями, то что бы это изменило?
- Совсем ничего, - быстро ответила Дина. Ее смутило то, что он так легко разглядел заднюю мысль в ее вопросе.
Вошла Нетти, положив конец их беседе.
- Все уже ушли, - объявила экономка, разглядывая остатки еды на столе и на полках. - Господи, да мне теперь неделю не придется готовить.
Дина не преминула воспользоваться ее вторжением:
- Я хотела пойти прилечь, извините меня...
- Конечно, милочка, - сочувственно сказала Нетти.
- Разумеется, - поддержал ее Рай. - Поговорим позже.
Возобновлять прерванную дискуссию Дине не хотелось. Если отец оставил ранчо Раю, так тому и быть. Строить догадки по этому поводу - бесполезная трата времени и сил, и она надеялась, что Рай не подумал, будто она очень озабочена этим.
Направляясь в холл, а оттуда в спальню, Дина твердо знала, что пробудет на ранчо только до пятнадцатого числа. Не то чтобы ранчо нужно было ей лично, просто она обязана была узнать, кому же оно достанется. По правде сказать, она бы предпочла, чтобы его хозяином стал Рай, а не власти штата.
Хорошо бы все-таки отец оставил завещание...
Дина внезапно очнулась ото сна и с удивлением обнаружила, что стоящие возле кровати часы показывают лишь без четверти одиннадцать. Вряд ли ей удастся вновь заснуть раньше чем через несколько часов, ну зачем она легла так рано?
Во всяком случае, говорила она себе, самое худшее я уже пережила и не потеряла самообладания. Только в сердце поселилась острая боль, которая, как подозревала Дина, останется там надолго. Придется научиться жить с этой болью.
- Папочка... - прошептала она в темноту, объятая всепоглощающей печалью. Его больше нет и никогда не будет. Она больше не станет писать писем и молить Бога, чтобы он ответил ей. Она будет заниматься своим делом, встречаться с друзьями и постарается заполнить образовавшийся в ее жизни вакуум.
У нее никогда не появится возможность сказать отцу: "Папа, я люблю тебя" или услышать от него: "Дина, я люблю тебя и всегда любил. Давай простим друг друга, забудем о прошлом и будем относиться друг к другу как прежде".