В римскую повесть Пушкин вмонтировал и свой перевод горациевской оды Помпею Вару.
Разумеется, заговор Сцевина не есть зашифрованное из осторожности название заговора декабристов. И Тигеллин не тождествен Бенкендорфу. И Петроний отнюдь не псевдоним Пушкина. Не детали важны. Важна сама выстроенная Пушкиным ситуация.
Не надо упрощать пушкинские замыслы. И в этом случае – как всегда – он ставил перед собой целый комплекс задач – стилистических, исторических, политических.
Но автобиографический пласт, о котором шла речь, в римской повести весьма значителен.
Пушкин был последователен. В реальных условиях 1835 года он не исключал и такого варианта своей судьбы.
И еще одно – после конспективного рассказа о последних часах Петрония, после слов о падении человека, падении богов, о всеобщем безверии в пушкинском конспекте стоит – «раб христианин». Конец конспекта.
Речь шла о качественно новой нравственности, которая явилась на смену полумертвым нравственным представлениям Римской империи.
Помимо всего прочего, римская повесть – это повесть об умирании эпохи, культуры, античной морали.
Блок сказал о Пушкине: «С ним умирала его культура».
Римская повесть, как и многие другие пушкинские замыслы последних лет, эсхатологична.
9
С середины 1834 года он снова избрал главным своим занятием исторические изыскания для «Истории Петра» и собирание новых пугачевских документов.
Неуспех издания «Пугачева» заставил его сделать ряд трезвых и мрачных выводов. Но, сделав эти выводы, он решил идти до конца. И чертеж свой окончить независимо от того, будет оказывать немедленное действие его историческая проповедь или нет.
Это было новое, далеко не такое оптимистическое осознание своей миссии, как прежде. Но долг свой он знал. И отступать от него не собирался.
Он добивался доступа к тем архивным пугачевским материалам, которые были сокрыты от него в 1833 году. И добился. Кроме того, к нему начали стекаться материалы от тех немногих читателей, которые хоть в какой-то степени оценили его «Историю». И через некоторое время он стал думать о втором издании, хотя ничего, кроме новых убытков, оно ему не сулило. Он должен был это сделать.
Работа над «Петром» продвигалась успешно. Пушкину удалось получить редчайшие документы. В частности, материалы процесса царевича Алексея. Он изучал свидетельства современников Петра – их записки, дневники. Неизданные, разумеется. Он штудировал гигантскую переписку царя. Для того чтобы освоить чудовищный почерк Петра, копировал написанные царем документы.
Приступая некогда к этой титанической работе, он ясно осознавал свою цель. Ему надо было создать историю великого царствования, которое, несмотря на трудность и жестокость, могло – по сути своей – стать образцом для дальнейшего развития России. Проанализировав историю «революции Петра», как он говорил, он надеялся с большой точностью – на конкретных примерах, что было крайне важно, – понять и объяснить наилучшие пути переустройства страны.