Ибо всему происходящему ныне – и хорошему, и дурному – он видел корень в «революции Петра». Например, гибель старого дворянства началась при Петре.
«Петр Первый укротил дворянство, опубликовав Табель о рангах… Но одно дело произвести революцию, другое дело это закрепить ее результаты. До Екатерины II продолжали у нас революцию Петра, вместо того, чтобы ее упрочить. Екатерина II еще боялась аристократии; Александр сам был якобинцем. Вот уже 140 лет, как Табель о рангах сметает дворянство…»
Это он писал позже, в черновом письме Чаадаеву. Страна не могла, по его мнению, вечно находиться в состоянии «революции». Пора было разделить хорошее и дурное в петровских реформах. Крепостное право, которое Петр энергично упорядочил и ужесточил, пора было отменять. Бюрократизацию страны, замену родового дворянства бюрократами пора двинуть вспять. Между тем сторон положительных и разумных в царствовании Петра было вполне достаточно, и на них-то следовало строить позитивную часть программы. Если «История Пугачева» была негативной частью этой программы, поскольку в ней анализировался тот путь, идти которым не следовало, то позитивная часть программы должна была дать рекомендации, опиравшиеся на опыт петровского царствования.
Так думал Пушкин, приступая к работе. Его сведения о Петровской эпохе базировались до 1831 года, главным образом, на материалах голиковского свода, который он читал еще в Михайловской ссылке. Сведения, которые сообщал Голиков, вполне давали право на такие выводы.
Но он был честным историком и настоящим исследователем. Окончательные выводы, стройная концепция должны были вырастать из материала.
Шло время. И тот колоссальный материал, который он осваивал, материал, не включенный в голиковский свод или включенный в него, но потерявшийся ранее среди обилия второстепенных сведений, – этот исследованный и продуманный им теперь материал стал противоречить первоначальным наметкам.
Пушкин начал понимать, что позитивной концепции не получается. Получалась концепция крайне сложная. И совсем не та, которую можно было предложить правительству и обществу, оставаясь лояльным в его глазах.
Он начал понимать это уже с середины 1835 года.
В плане предисловия он записал свою любимую мысль:
«Просвещение развивается со времен Бориса; правы дикие, свирепые etc.; правительство впереди народа; любит иноземцев и печется о народе».
Но постепенно методы, которыми действовало правительство Петра, то есть сам Петр, стали в глазах Пушкина настолько выходить из нравственных рамок, что исчезала возможность представить их читателю без интонации ясного осуждения.