Вольховский сражался бок о бок с генералом Бурцевым, который когда-то принял его в тайное общество…
Из формуляра:
«С 2 декабря 1827 года по 3 февраля 1828 года в командировке к персидскому шаху в город Тегеран для препровождения оттуда 10 000 000 рублей серебром контрибуции. За отличие в сем поручении произведен в полковники и того же года 13 мая назначен обер-квартирмейстером Отдельного Кавказского корпуса».
Энгельгардт – Матюшкину от 18 ноября 1829 года:
«С Вольховским было повезло: Анна с бриллиантами, шпага за храбрость, полковник, Владимир 3-й степени, Георгий 4-й и обер-квартирмейстер Отдельного Кавказского корпуса; но все эти почести стоили ему здоровья».
В начале мая 1830 года, будучи в отпуске в Москве, Вольховский еще раз доказал свое благородство, снарядив отъезжающую в Сибирь жену декабриста Розена, сестру своего лицейского друга Малиновского.
Это не прошло мимо внимания секретного надзора…
Затем была война в Польше.
Из формуляра:
«1831 года февраля 7 полковник Вольховский находился в генеральном сражении при корчме Вавер, где получил контузию в колено левой ноги, февраля 8 в сражении с мятежниками правого фланга у Кавензина, 13 – в генеральном сражении и поражении мятежников под Прагою на Гротовских полях, где под ним убита лошадь».
Вольховский – Энгельгардту:
«Я здоров и цел, 7-го сего месяца сертук мой имел честь быть простреленным, а 13-го ядром убило подо мною лошадь вблизи генерала Толя. Его адъютанты помогли мне вытащиться из-под моего коня. Всем нашим лицейским братский привет».
Это была удивительная особенность нашей истории – русские либералы (а Вольховский, безусловно, был таковым) обладали последовательно имперским сознанием и строили импению со рвением и упорством…
Энгельгардт – Вольховскому от 8 июня 1831 года:
«Поздравляю Ваше Превосходительство от всей души! И справедливо, чтобы первая золотая медаль лицея была бы первым Превосходительством. Спасибо тебе, спасибо начальникам. Не лишнее бы было, если б ты мне для лицейского моего архива доставил маленькое сведенье ‹…› мне весьма бы хотелось знать, за какое дело ты произведен».
Из формуляра:
«За отличие в сражении на Гроховских полях и поражении мятежников пожалован в генерал-майоры и орденом Св. Станислава 1-й степени».
Ни одно военное потрясение эпохи не миновало Вольховского. И потому логика его судьбы неизбежно должна была привести его на Кавказ, где уже три десятилетия шла самая длительная, кровавая, непривычная для русского солдата и непосильно обременительная для российских финансов война.
Недаром в лицейской песне и пушкинских стихах имя Вольховского сопрягается с именем Минервы-Афины – покровительницы воинов и мудрецов. Вольховский был солдатом-мыслителем, воином-организатором, и потому генерал Розен, под началом которого Вольховский воевал в Польше, получив назначение командующим Отдельным Кавказским корпусом, поступил рационально, пригласив Вольховского на должность начальника штаба корпуса. Отныне Вольховскому предстояло координировать действия десятков тысяч солдат, разбросанных на огромном вздыбленном пространстве – среди гор, труднопроходимых лесов, горных рек, солдат, противостоящих новому грозному противнику – первому имаму Кази-Мулле, объявившему России джихад – священную войну – и увлекшему этой фанатичной идеей массы горцев Каспийского моря, движущиеся в разных направлениях колонны пехоты и кавалерии, обеспечивать их связь и снабжение, вчитываться в противоречивые бесчисленные донесения генералов и офицеров разных участков боевых линий. Генерал Вольховский отныне должен был держать перед мысленным взором гарнизоны русских укреплений от Черного до Каспийского моря.