Драма великой страны (Гордин) - страница 143

«Все племена должны быть слиты в один народ».

Причем со временем единственным языком – по Пестелю – на всем пространстве империи должен был стать русский.

Муравьев ориентируется не на империи европейского типа – Священную Римскую империю германской нации или ее наследницу Австрийскую империю, где с разной степенью самостоятельности, но учитывалось своеобразие входивших в империю национальных образований. Он ориентирован именно на Российскую империю с ее основополагающим унитарным принципом. Если либерал Муравьев совершенно игнорирует национальный аспект государственной политики, то либерал Лунин остро сознает важность этого аспекта. У него есть ясная концепция решения двух наиболее болезненных вопросов в имперской проблематике – польского и кавказского. И здесь несомненный либерал Лунин смыкается с проблематичным либералом Пестелем. Пестель в «Русской правде» декларировал:

«В отношении к Польше право народности должно по чистой справедливости брать верх над правом благоудобства. Да и подлинно великодушие славного Российского народа прилично и свойственно даровать самостоятельность низверженному народу в то самое время, когда Россия и для себя стяжает новую жизнь».

Но получение Польшей независимости Пестель обусловливает подробно и жестко – политическое устройство Польши должно быть подобно российскому, она должна неукоснительно учитывать геополитические интересы России и не претендовать на земли, которые Россия считает своими.

Разумеется, великодушие Пестеля непосредственно связано с тактическими идеями Южного общества и местом поляков в их планах переворота. И тем не менее это серьезное отступление от общей имперской линии либералов-реформаторов. Как мы помним, в 1817 году Якушкин отреагировал на слухи об отчуждении в пользу Польши ряда земель вызовом на цареубийство – он счел планы Александра предательством интересов России.

Лунин в трактате «Взгляд на польские дела…» (1840 год), при всем своем полонофильстве, подходит к проблеме менее радикально. Он решительно осуждает мятеж 1830–1831 годов как метод возвращения независимости Польши:

«Непосредственным результатом восстания были: потеря всех прав, разорение городов, опустошение селений, смерть многих тысяч людей, слезы вдов и сирот. ‹…› Оно причинило еще большее зло, скомпрометировав принцип справедливого и законного сопротивления произволу власти. ‹…› Все, несомненно, согласятся, что, хотя русское правительство и несет долю ответственности за беспорядок, оно не могло поступить иначе, как покарать виновников восстания».