Скорее всего, можно сказать, пользуясь формулой Руссо, что Александр II был «от природы добр». Его воспитатели Мердер и тем более Жуковский могли только развить эту сторону его натуры. Железный по своей внешней повадке император Николай, судя по всему, не пытался превратить наследника в своего двойника. Письма великого князя Александра Николаевича отцу, когда он девятнадцатилетним юношей путешествовал с Жуковским по России, производят впечатление трогательной искренности.
Но в начале семидесятых это был усталый, разочарованный, подавленный своей исторической миссией и неблагодарностью народа пожилой человек.
Он знал, что ему не могут простить расправу с Чернышевским, беззаконность которой он, вероятно, сознавал, воспринимая ее как превентивное действие. Во всяком случае, на разговоры о Чернышевском император реагировал болезненно. Когда близкий к нему с детских лет граф Алексей Константинович Толстой заговорил с ним о несправедливости суда и возмущении образованного общества, Александр приказал ему никогда не упоминать о Чернышевском, если он хочет сохранить их отношения…
Сознавал ли он, что в стране совершается масса несправедливостей, что преследование студенчества только озлобляет и революционизирует его, что аресты мирных пропагандистов-народников и бессудное содержание их в крепости, а затем грубый судебный произвол и разгул «административной юстиции» превращают их в радикалов? Сознавал ли он, что катастрофическая запоздалость реформ не могла не вызвать кризиса во всех областях жизни и что нужно последовательно и твердо реформы продолжать, а иначе кризис только усугубляется? Трудно сказать…
Во всяком случае, когда встал вопрос – начинать войну с Турцией или, вопреки общественному энтузиазму, сделать новый рывок в деле реформ и тем самым достойно ответить идеологам начинающегося террора, – император, после колебаний, выбрал войну. Это был более простой и понятный ему, но пагубный путь. Ни экономически, ни психологически Россия оказалась не готова к этому испытанию.
В воспоминаниях одного из тогдашних революционеров ясно сказано:
«Война была важнейшей причиной, пробудившей как в обществе – среди земцев – так и среди революционеров течение в пользу политического освобождения».
Война оказалась прологом террора, жертвой которого и стал император, незадолго до гибели недоуменно и горько вопрошавший: «За что они меня так ненавидят?»
ЛЮБОВЬ КАК ДВИГАТЕЛЬ ТЕРРОРА
История делается людьми, и только людьми. Ничего иного нет в так называемом историческом процессе. Вмешательство человеческих страстей, обид, романтических увлечений в ход политических событий постоянно и парадоксально.