— Пойду взгляну, все ли с ним в порядке.
Патрик уходит наверх, а я закрываю дверь на засов и через минуту следую за ним. Я нахожу его сидящим на полу спальни с дрожащим Боу на руках.
— Все они одинаковые, — с улыбкой говорит он, — что вечно взвинченные пудели, что мачо-мастифы: все дружно ненавидят гром и фейерверки.
Я опускаюсь на колени рядом с ними и глажу Боу по голове. Он слегка повизгивает.
— Что это? — спрашивает Патрик.
Из-под кровати выглядывает моя деревянная шкатулка.
— Это мое, — резко говорю я и ногой со злостью заталкиваю ее обратно под кровать.
Глаза Патрика округляются, но он ничего не говорит, просто поднимается на ноги и несет Боу вниз.
— Возможно, неплохая идея включить для него радио, — говорит он.
Сказано это так, будто он снова ветеринар, а я — его клиентка, и я задумываюсь, сделал ли он это по привычке или решил, что с него достаточно. Патрик устраивает Боу на диване, укрывает его одеялом и включает «Классик ФМ» достаточно громко, чтобы заглушить самые тихие раскаты грома. Когда он заговаривает снова, голос его звучит более нежно:
— Я присмотрю за ним без тебя.
Я закусываю губу.
— Оставь его здесь, когда будешь уезжать, — говорит он. — Тебе не нужно специально встречаться со мной или говорить со мной. Я возьму его к себе, пока ты… — Он делает паузу. — Пока тебя не будет.
— Это могут быть долгие годы, — говорю я, и голос мой на последнем слове дает трещину.
— Давай просто проживать каждый день, когда он наступает, — говорит Патрик, наклоняется и осыпает мой лоб легкими поцелуями.
Я даю ему запасной ключ из выдвижного ящика в кухне, и он уходит, не сказав больше ни слова. Я борюсь со слезами, которые не имеют права литься из моих глаз. Это моя собственная затея, и, как бы это ни было больно, дело должно быть сделано. Однако сердце мое все же подскакивает, когда менее чем через пять минут раздается стук в дверь и я представляю себе Патрика, который вернулся за чем-нибудь.
Я распахиваю дверь.
— Я хочу, чтобы вы уехали из моего коттеджа, — без всякого вступления заявляет Йестин.
— Что? — Я опираюсь ладонью о стену, чтобы не упасть. — Почему?
Он не смотрит мне в глаза, просто наклоняется, чтобы потрепать Боу по ушам.
— Вы должны выехать к утру.
— Но я не могу, Йестин! Вы же знаете, что происходит. По условиям временного освобождения я должна находиться по этому адресу до суда.
— Это не мои проблемы. — Йестин наконец поднимает на меня глаза, и я вижу, что удовольствия это ему не доставляет. Лицо у него суровое, но в глазах боль, и он медленно качает головой. — Послушайте, Дженна, весь Пенфач знает, что вас арестовали за то, что вы переехали того парнишку. И все знают, что вы здесь только потому, что вас временно освободили. И что вы снимаете у меня коттедж. Послушать их, так я и сам мог оказаться за рулем того автомобиля. Это только вопрос времени, когда поприбавится вот этого, — он указывает на разрисованные двери, — или даже чего похуже. Собачье дерьмо в почтовом ящике, пиротехника, бензин… В газетах постоянно читаешь про такие вещи.