Перекатывается Василёк рядом с Люсиной мамой, переваливается в своём тёплом пальтишке, в красных полусапожках. На голове у него косыночка, чтоб в уши не надуло, сверх — тёплая шапочка.
И вот они дошли до перекрёстка. До большой улицы.
На большой улице бегут машины, троллейбусы, трамваи, торопятся прохожие.
— Люся, где ты, Люся? — говорит мама.
— Тут, — отвечает Люся, а руку маме не подаёт.
Постояли они у самого светофора, подождали, пока зажёгся зелёный свет.
— Переходите, дети, — говорит мама. — Скорей, скорей!..
А Люся и тут маме руку не подаёт. И вдруг повернулся к Люсе Василёк. Видно, испугался автобуса. Повернулся и протянул ей свою маленькую пухлую ручку. Тянет, тянет ручонку и смотрит Люсе прямо в глаза. А глаза у него, как пуговицы на мамином пальто, — такие же большие, только синие.
— Идёмте, идёмте, дети, — торопит мама.
И Люся, не подумавши, взяла Василька за руку.
Она и не знала, что у него такая мягонькая, тёпленькая ручонка, с такими крохотными ноготками, лопаточкой.
— Уся! — говорит Василёк.
— Что? — спросила Люся.
А он смеётся и всё повторяет: «Уся, Уся!» — видно, доволен, что научился её называть.
Так они и подошли к остановке трамвая — втроём. Ждать им пришлось долго. Народу собралось много.
— Подержи его, Люся, — сказала мама, — я деньги приготовлю.
Как только трамвай вышел из-за угла, люди засуетились, стали продвигаться вперёд, совсем затолкали Люсю и Василька. Люся невольно разжала руку, и в ладони у неё стало пусто.
— Василёк! — сказала она, стараясь ухватить его снова за ручку. Но Василька уже не было там, где он только что стоял.
Люся толкнула какого-то высокого дяденьку, заглянула через чей-то большой мешок. Нет Василька!.. Нигде нет! Потерялся… Ой, беда какая!..
…Она сразу вспомнила станцию, на которой она сама чуть-чуть не затерялась в толпе, между поездами. А ведь Василёк ещё меньше, чем была она тогда.
— Мама! — закричала Люся и захлебнулась от тревоги. — Потерялся!..
Но Василька уже передавала маме на руки какая-то старушка. Пальтишко у него расстегнулось, шапочка сбилась на одно ухо.
— Ишь ты, какой лихой! — сказала старушка.
Люся засмеялась: у Василька и в самом деле был лихой вид.
— Ты уж, мама, держи его покрепче, — сказала она, — а то затопчут. Тётеньки, пропустите нас! Разве не видите, — мы с ребёнком!
Женщины расступились, и мама с Люсей и Васильком вошли в трамвай.
Василёк пристроился на скамейке и, стоя на коленках, смотрел в окошко. Люся села бочком, заслонив калошки, чтобы он не измазал чужого пальто, и стала тихонько называть ему всё, что мелькало за окном: