– Если они где-нибудь здесь, мы их найдем, – сказал Аркур, а Каллум только кивнул.
– Молюсь об этом. Оставляю поиски вам. Но если что-нибудь узнаете, сразу дайте знать. Возможно, мы все потребуемся для их освобождения, – напомнил Бретт.
– Я начну прямо с утра, – пообещал Аркур и отправился на поиски своей постели.
– Мы должны подумать еще кое о чем, – сказал Брайан.
– О чем это? – осведомился Бретт.
– Любой человек, похитивший и удерживавший своих союзников в плену почти два года, наверняка не в своем уме.
– Я и сам этого опасаюсь, дружище.
На небе так сияли звезды, что Катриона просто утонула в этом чуде. Она прислонилась к стене и вздохнула. Катриона вышла на стены Банулта, чтобы подумать, но красота ночи быстро отвлекла ее от размышлений. Еще во времена замужества это зрелище очень ее успокаивало. Но чудо ночного волшебства потихоньку слабело, и она постепенно вернулась мыслями к насущным бедам и заботам, пытаясь придумать, как же с ними покончить. Неприятности не только не заканчивались, но и, казалось, плодились как кролики.
Пойманных накануне пленников охраняли совсем не строго, потому что никто не сомневался – они не попытаются сбежать и больше не представляют опасности для Банулта. Катриона своими глазами видела, как расстроились и даже оскорбились люди сэра Джона, поняв, с какой легкостью лэрд от них отвернулся. Лэрд просто бросил шестерых своих людей на съедение волкам, отлично зная, что за совершенное преступление их могут повесить.
К несчастью, это по-прежнему не давало ей никаких надежных доказательств вины сэра Джона, на что Катриона понадеялась на один счастливый миг. Никто не примет всерьез обвинений, сделанных людьми, виновными в краже овец, если сэр Джон заявит о своей невиновности. Более того, теперь эти бедолаги вынуждены думать о том, что их лэрд, возможно, сделал что-то с целым гарнизоном Банулта; людьми, знакомыми им много лет. С некоторыми они даже состояли в родстве. Связи людей Гормфераха и Банулта за долгие годы так переплелись, что ни один из них не смог бы с легкостью отмахнуться от подобного вопиющего события.
В лучшем случае она получила недели две передышки. Сэр Джон достаточно хитер, чтобы понимать – если он продолжит свои притеснения сразу же после того, как его людей поймали за кражей овец, обвинения Катрионы приобретут определенный вес. Теперь ей требовалось решить, как наилучшим образом распорядиться этим коротким периодом покоя.
Но мозг отказывался работать как надо. Ее терзали мысли о том, что ее люди сейчас, возможно, страдают. Катриона по-прежнему отказывалась даже предполагать, что они могут быть мертвы, отказывалась верить, что даже сэр Джон мог безжалостно убить столько воинов. Но и два долгих года, проведенные в плену, наверняка оставят в их душах свои шрамы. Если их где-то удерживают силой, значит, толком о них никто не заботится. Любая тюрьма – суровое место, и там махровым цветом цветут различные болезни. То, что она ничего не может сделать и остается лишь молиться об их возвращении, просто убивало Катриону. А еще ей требовались все ее силы, чтобы не поддаться порыву, не броситься к сэру Джону и не потребовать ответа о том, что он сделал с ее гарнизоном.