д) свободы локтей требуют, чтобы иметь возможность беспрепятственно достичь поставленных стремлением к наживе целей. В этой свободе локтей заключена, во-первых, формальная свобода – иметь возможность делать или не делать то, что считают необходимым в интересах дела… Свободное проявление собственной силы одно должно решать хозяйственный успех. Во-вторых (материально), в требовании свободы локтей заключена идея совершенно ни с чем не считающейся наживы. С ее господством признается первенство ценности наживы над всеми другими ценностями. Связей какого бы то ни было рода, сомнений какого бы то ни было рода – нравственных, эстетических, сердечных – больше не существует. Мы говорим тогда: человек действует «беззастенчиво» в выборе средств.
Что такое ни с чем не считающаяся нажива, нам лучше всего ныне показывает[29] поведение больших американских трестов. В последнее время описания проделок «The American Tobacco Company» снова в особенно яркой форме вызвали перед глазами картину деловой практики беззастенчивых предпринимателей, не получившей еще такого всеобщего применения в Германии и в Европе вообще. Мы узнали тут, что значит не считаться более ни с чем и не оставлять ни одного пути непройденным, если он обещает вести к цели. Чтобы приобрести новые области сбыта, трест продавал все изделия по бросовым ценам. Посредникам-торговцам он давал самые крупные скидки. Известные, излюбленные марки подделывались, и малоценные фабрикаты продавались в фальшивой упаковке. Возникавшие иногда процессы трест вследствие своего финансового перевеса над противником умел затягивать так долго, пока противник тем временем не разорялся. И мелкую торговлю трест прибирал к рукам, открывая просто в удобных местах конкурентные предприятия, которые «выбрасывали» товар до тех пор, пока старая, коренная лавка не вынуждалась к закрытию. Трест, наконец, монополизировал и закупку сырья, и по этому поводу дело дошло потом до войны с табачными плантаторами в Кентукки. Когда в 1911 г. с табачным трестом было поступлено по закону Шермана, судья, объявивший приговор, заявил: «Вся компания треста против независимых была измышлена и проведена с достойной удивления хитростью, осторожностью и утонченностью. На поле конкуренции всякое человеческое существо, которое вследствие своей энергии или своих способностей могло причинить тресту неприятности, безжалостно откидывалось в сторону».
Законченным типом беззастенчивого делового человека был скончавшийся несколько лет назад Эдуард Г. Гарримэн, о деятельности которого распространилась такая посмертная слава: «Тайна (его) победы заключалась в полном освобождении от соображений морального порядка. Если бы Гарримэн не освободился от всяких нравственных сомнений, то он тотчас же споткнулся бы на первых ступенях своего развития в большого спекулянта. Он начал с того, что свернул шею тому человеку, который открыл ему врата железнодорожного рая; а второй этап этой славной карьеры начался с грубой кампании против Моргана. Тот, правда, обратил потом на пользу самому себе способности своего противника. Ликвидация отношений с Гиллем тоже не стояла под знаком нравственных колебаний. И присоединение к группам Стандард Ойл также произошло посредством акта насилия. Но вещи, которые строгий судья нравов занесет в дебет Гарримэну, принадлежат к неизменному составу американской спекуляции. С ней нужно считаться, как с данной величиной: существо же таких факторов исчерпывается тем, что они неизменны. Дела Гарримэна с New-York Life Insurance National City Bank, выдача высоких дивидендов, которые добывались только путем выпуска облигаций, искусные уловки в книгах – это вещи, от которых строгого моралиста дрожь пробирает. Американский спекулянт легко скользит по такого рода явлениям; а законодатель должен ограничиваться тем, что проявляет добрую волю к их устранению».