Затем он зажмурился, мотнул головой и резко встал, параллельно открывая черные глаза с багровым пламенем внутри. Сделал шаг ко мне, чуть наклонился и с дикой улыбкой на лице признался:
— Даже подумать не мог, насколько это будет великолепно. Ты просто потрясающа. Нет слов. Правда.
— Спасибо… — комплимент был незатейливым, но в миллиарды раз приятней слов был его хищный, алчущий взгляд.
— И румянец лучше всего подчеркивает твою нежность и красоту души.
Ну, не на-а-адо… я сейчас буду не румяная, а пунцовая!
— Но я теперь даже и не знаю, как к тебе подступиться… Поставить на постамент и сметь лишь восхищенно любоваться издалека? Как думаешь?
— Издеваешься, да? — я прекрасно расслышала в его хриплом шепоте подначку, но всё равно недовольно поджала губки и, расположив ладошки у него на плечах, заявила: — Я думаю, тебе срочно необходимо выразить мне своё восхищение более низменными методами — как минимум путем физических ласк. Иначе…
— М? — его улыбка стала шире, коварнее, а я не торопилась отвечать, вместо этого прицарапывая ноготками его шею и задумчиво рассматривая, как по его телу проходит дрожь возбуждения. — Ксю-ю-ю!
— Иначе так никогда и не узнаешь, есть ли у меня под платьем хоть что-нибудь… — мой взгляд из-под ресниц был настолько многозначительным, что он не выдержал и ему хватило лишь секунды, чтобы с рычащим смехом закинуть всю такую красивую меня к себе на плечо и направиться наверх, в спальню. — Э-э-эй! Это произвол! Требую адвоката!
— Я сам справлюсь, поверь.
Ну, я не сомневалась, но надо же было заявить хоть что-то?
А в спальне меня очень аккуратно поставили на пол, а затем я воочию увидела, что он умеет раздеваться за три секунды. Раз — футболка улетела в сторону шкафа. Два — туда же полетели джинсы. Три… и вот он уже без плавок, причем…
— Это что? — мой пальчик обличительно указал в район его талии.
— Это показатель моего к тебе восхищения, — шепнули мне, одновременно подходя ближе и заключая моё лицо в свои ладони.
— М-м-м… — судя по показателю — восхищение зашкаливало. А судя по его нежным, неторопливым поцелуям и тому, что меня саму он раздевать не торопился, прелюдия сегодня будет долгой. Нет, что-то не сходится…
А спустя всего минут десять я поняла — раздевать меня сегодня вообще не планировали.
И лишь глубоко ночью, когда его настрой стал менее хищным, а ласки спокойнее и умиротвореннее, мне милостиво разрешили снять платье, но при этом перчатки и чулки пожелали оставить. Туфли уже давно были где-то в районе шкафа, так что я сильно привередничать не стала — согласилась и осталась одета частично. Или раздета частично…