До назначенного часа оставалось чуть меньше пятнадцати минут. Поскольку время свидания еще не наступило, Кирилл разрешил себе оглядеться. За спиной с трудом проглядывалась аллея. Деревья выставляли голые ветки из тумана. Ветра не было.
Кирилл достал последнее письмо Влады, развернул и в который раз перечитал, смакуя ее словечки, стиль и почерк.
В конце письма красовался отпечаток ее губ. От них в сторону вела стрелка, указывающая на приписку:
“Это мой воздушный поцелуй. Он заряжен тоской и печалью”.
Сзади послышался чей-то легкий бег.
“Не оборачивайся…” — вспомнил Кирилл строчки из письма жены.
“Не обернусь!” — мысленно ответил он, хотя желание такое было. Судя по всему, по аллее бежала женщина, молодая женщина.
И все же он обернулся.
Женщина за спиной вскрикнула, и здесь уже было не до сентиментальностей.
Кирилл увидел в мареве тумана фигуру, распластавшуюся на земле. Сомнений не было: женщина оступилась и упала.
Кирилл моментально вскочил, перепрыгнул через скамейку и бросился к женщине, на бегу пряча письмо в карман.
Пока он бежал, незнакомка в красно-бело-синем спортивном костюме и с белой повязкой на голове успела сесть. Женщина держалась за левую лодыжку, морщась от боли, и во все глаза смотрела на Кирилла.
— Вы можете встать? — Кирилл присел рядом с ней на корточки, внимательно посмотрел на женщину: огромные карие глаза, чуть тяжеловатый подбородок, брови, словно нарисованные небрежной, но гениальной рукой художника, и губы, которых хотелось коснуться своими губами.
Наверное, его лицо как-то по-особенному изменилось, потому что женщина расслабилась и заговорила с Кириллом, как со знакомым.
— Помогите мне добраться до скамейки. Надеюсь, со мной ничего серьезного…
Кирилл протянул женщине руку, подставил плечо, на которое она с благодарностью оперлась.
— Сама виновата, — укоряла она себя, — засмотрелась на вас. А там камень… И вот результат.
Он усадил ее на скамейку и сел рядом.
Незнакомка потрогала ногу.
— Кажется, опухает.
— Разрешите мне.
Кирилл похлопал себя по бедру, и женщина, подумав, положила ногу на его колени.
Кирилл разул ее, снял беленький чистенький носочек (…наверное, она меняет их каждый день, мелькнула у него мысль…) и осмотрел лодыжку.
— Здесь больно? — спросил он.
— Нет, — ответила женщина.
Во время манипуляций, которые Кирилл проделывал с ее ногой, она не спускала с него глаз. Смотрела полусерьезно-полуигриво…
— Я вас узнала, — произнесла она, — вы были вчера на аукционе, на Сорок пятой улице… С таким нахальным толстяком. Его нахальство стоило мне полторы тысячи.