— Мамочки родные, да ты никак и петь умеешь? — изумилась Тамарка. — Нет, вот это мужик! Не то что мой. Послушали бы вы его, как он в ванной воет…
— Да, да, да, — подхватила Машка. — Папка воет, а мы уши затыкаем!
— Что — все на одного, да? — зарычал Иван. — Ну, погодите у меня!
Он прижал визжащую дочь к себе.
В это время Женя запел:
— Кавалергарды, век недолог,
И потому так сладок он.
Труба трубит, откинут полог,
И где-то слышен сабель звон…
Еще рокочет голос струнный,
Но командир уже в седле!
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле.
— Не обещайте деве юной любови вечной на земле, — подхватили все вместе.
— Напрасно мирные забавы
Продлить стараетесь, смеясь.
Не раздобыть надежной славы,
Покуда кровь не пролилась.
И как ни сладок мир подлунный,
Лежит тревога на челе.
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле…
— Всем добрый вечер, — раздалось с порога.
Гитарный аккорд замер, словно отрезанный ножом.
Света вздрогнула и обернулась.
— Не помешал?
Она подхватилась из-за стола.
— Вадик, сынок! Боже мой, как хорошо, что ты приехал! Раздевайся, присаживайся за стол…
Вадим стоял на пороге, держа в руках огромный букет цветов, и не шевелился. Эта неловкая пауза длилась, казалось, целую вечность.
Тамарка громко прочистила горло, всем своим видом давая понять, что она совсем не в восторге от появления «блудного сына» подруги.
— Что же ты, проходи, — повторила свою просьбу Света, тревожно и жалобно глядя на сына.
— С днем рождения, мама, — сказал он наконец и поцеловал холодными губами в щеку.
— Спасибо, сынок, спасибо, родной.
— Это тебе, — он протянул черную бархатную продолговатую коробочку.
Света открыла ее и увидела золотую цепочку со сверкающим бриллиантовым кулоном.
В один миг ее посетили противоречивые чувства. С одной стороны, ей хотелось немедленно отказаться от такого дорогого подарка (тем более — купленного ясно за чьи деньги), с другой — она боялась обидеть сына.
— Самый большой подарок для меня, это то, что ты приехал, — сказала она, откладывая коробочку на край буфета. — Раздевайся же!
Вадим снял теплую куртку и сел на предложенное матерью место рядом с Иваном.
Свет, падавший из абажура, осветил его лицо. Только теперь Света со щемящей тоской заметила, как Вадим похудел. Гладко выбритые щеки ввалились, нос заострился, под глазами легли нездоровые тени. Хотя, возможно, ей это показалось. Она просто сознательно искала на его лице подтверждения своим внутренним опасениям. В конце концов не мог же он так измениться за полтора месяца своего отсутствия.
Иван молча налил ему коньяк в рюмку. Вадим, ни на кого не глядя, опрокинул рюмку в рот одним махом, даже не поморщившись.