Но сейчас она видела перед собой старика, высокого и худого, с усталыми глазами и морщинистой кожей. Почему ей никак не удавалось различить за этой внешностью настоящую сущность? Почувствовать сердце, бившееся когда-то в унисон с её собственным сердцем? Дух, который создал нечто невероятное. Голос, которому она внимала в книгах, но никогда не слышала наяву.
Почти в отчаянии девочка искала следы того, что их связывало, но вместо близости ощущала лишь непреодолимое пространство в две сотни лет.
Фурия вытащила из кармана петушиную книгу и открыла её.
Одна из страниц поднялась.
— Это тебе не понадобится. — Голос Северина казался хриплым.
Кроме того, Зибенштерн постарел гораздо сильнее, чем госпожа Антиква. В его взгляде читалась усталость человека, который долгое время не может найти покоя из-за совершённых когда-то поступков.
Фурия мысленно приказала странице опуститься.
— Что же произошло? — Её голос был почти таким же хриплым, как у него.
Теперь девочка поняла, что взгляд этого человека вызывал у неё какие-то сильные чувства, определить которые она не могла. Может, это по-прежнему была привязанность? Или страх? А может, даже презрение? Прежде всего, он был ей совершенно чужим. Фурия даже не понимала, как она могла ожидать чего-то другого.
— Я уже давно исчерпал все свои таланты, — сказал старик, не вставая с деревянного стула.
Фурия не могла поверить, что Северин не может больше ходить.
Ведь наверняка именно он стоял у двери, когда они с Изидой перепрыгнули в резиденцию. И возможно, он был тем самым силуэтом в библиотеке на верхних уровнях, которого они видели с отцом, когда искали пустую книгу.
Девочка оставалась начеку, хотя никакой угрозы от него не исходило.
— Что значит — исчерпал?
— Я больше не библиомант. Мой запас сил был ограничен, Фурия. Я сам так установил, чтобы дать этому миру возможность развиваться самостоятельно. Я ухаживал за ним, как садовник за любимым цветком, но цвести он должен был сам. Моя библиомантика уже давно пересохла, как колодец в пустыне.
Он говорил напыщенными фразами, точно такими же, как в книгах Зибенштерна. Его слова были слишком яркими и нарочитыми.
Когда Фурия была поменьше, ей очень нравилась такая манера — да что там! Его стиль нравился ей и сейчас. Только вот из уст человека это звучало странно, будто старик читал что-то вслух. Может, он настолько слился со своими книгами, что скорее походил на произведение, чем на человека, которым он когда-то был. Он говорил написанными диалогами, а его память состояла из этих книг, расположенных вдоль этих двух стен. Возможно, весь этот дом уже давно превратился в Зибенштерна, а Северин был всего лишь частью этого образа.