– Я только что записалась на курсы рисования. Рисования на стекле, точнее говоря.
– Это отличается от рисования на бумаге? – спросил я.
– Еще бы – и чтобы это выяснить, пришлось выложить семьдесят пять евро.
Я присвистнул.
– У вас есть хобби?
Простой вопрос, такой простой для многих людей. Но я замер. Я колебался, несмотря на твердое решение, которого я держался всю неделю в ожидании этого вечера.
Почувствовав мою нерешительность, она прервала свою работу и перешла к проему, соединяющему кухню со столовой-гостиной. За ее спиной на плите горел огонь. Зеленые глаза смотрели на меня в упор.
Внезапно перехватило дыхание, словно я должен был признаться в чем-то очень важном. Меня даже пот прошиб, я чувствовал капли на лбу. Давай же, Фергюс. Скажи ей.
– Я играю в марблс. Собираю шарики. – Единой фразы не вышло, я даже не был уверен, насколько осмысленны мои слова, но я отчаянно цеплялся за спинку стула, и она, окинув взглядом меня, мою позу, мою тревогу, широко улыбнулась:
– Это чудесно! Когда у вас ближайшая игра?
– Завтра, – прокашлял я.
– Мне бы хотелось прийти посмотреть. Можно?
Совершенно растерянный, я согласился.
– Знаете, я сегодня тоже играла с шариками. – Она засмеялась и продолжала болтать, давая мне время прийти в себя: – Я ветеринар. И какие-то умные люди додумались использовать стеклянные шарики, чтобы предотвращать течку у кобыл. Сегодня я засовывала в матку кобылы шарик диаметром 35 миллиметров. Первый раз – и для меня, и для лошади. И знаете что? Она, похоже, тренировалась играть в пинг-понг – вытолкнула шарик обратно. В ту же секунду и прямо мне в руки. Пришлось все проделывать по второму разу. А эта компания выпускает свои шарики под названием «ло-шарики», само собой.
Я расхохотался, осчастливленный и тем, как легко она приняла мое хобби, и какую смешную рассказала историю.
– Я добуду вам такой шарик, – пообещала она, возвращаясь к плите. – Небось такого у вас в коллекции нет.
– Нет! – Я смеялся уже чуть ли не истерически. – Такого нет.
– Расскажите же мне о своих шариках, расскажите о коллекции.
И я начал с самого начала, с отца Мерфи, и кладовки, и кровяников, и уже не мог остановиться. Я рассказал ей про Хэмиша и как мы обыгрывали лохов. Рассказал ей о моих братьях, рассказал о международных чемпионатах. Мы пили вино и ели жареную баранину, и я рассказывал ей о своих играх, о команде «Электрические бабки», о том, в каких пабах я играю и как часто. Рассказал ей о Хэмише, все-все рассказал о Хэмише, и о моей коллекции, и как мама штрафовала нас за ругань и складывала шарики в банку. Я рассказал ей о том, как я сжульничал и что Джина и Сабрина до сих пор не знают про шарики, и попытался объяснить – с большим трудом, – как так вышло. Мы выпили еще вина, и мы занимались любовью, и я продолжал рассказывать, когда мы лежали обнаженные в темноте друг подле друга. Я просто не мог остановиться. Я хотел, чтобы эта женщина знала, кто я – без утайки, без лжи.