— Есть, сэр! — в один голос ответили они.
— За работу, господа! — завершил совещание Саливан.
Первым, как ошпаренный, за дверь вылетел Ковальчук, вслед за ним на выход дружно потянулись остальные. Перси, возвратившись в кабинет, открыл сейф, выложил на стол последние донесения агентов, справки, составленные по результатам недавних бесед с политиками, и приготовился засесть за докладную, но не успел. В дверях появился мрачный как грозовая туча Генри. Трепка у Саливана задела его за живое. Он тяжело опустился на стул, жалобно скрипнувший под тяжестью трехсот фунтов, и сквозь зубы процедил.
— Все, Марк, с меня хватит подтирать сопли идиотам и ничтожествам! Я уже сыт по горло! Все, к черту эту службу!
— Генри, ну перестань! Не заводись по пустякам? — пытался успокоить его Перси.
— И это ты называешь пустяком?!.. Я завербовал русского майора… И меня как щенка мордой в дерьмо!.. Я… Я ему… — Ковальчук задыхался от душившего его гнева.
Перси с сочувствием смотрел на друга, но так и не дождавшись, когда он спустит пар, полез в сейф, вытащил бутылку виски, разлил по рюмкам и предложил:
— Давай выпьем!
Ковальчук тупо уставился на стол, бутылку и затем, сграбастав лапищей рюмку, одним махом опрокинул и просипел:
— На-а-ливай!
Виски снова забулькало в бутылке. Поморщившись, Перси присоединился к Ковальчуку и выпил. За второй рюмкой последовала третья. Они пили до тех пор, пока бутылка не опустела. В тот вечер ему не удалось написать ни строчки, и пришлось выслушивать пьяные излияния Генри. А он уже не мог остановиться и порывался разобраться с Саливаном. Перси стоило немалых сил удержать его в кабинете, а потом едва хватило терпения дождаться, когда опустеет посольство. Взвалив на плечи поплывшего Ковальчука, он протащил его по безлюдным коридорам к запасному выходу.
Мороз и ветер слегка протрезвили Генри, и он снова принялся костерить Саливана. Перси с трудом запихнул его на заднее сиденье, сел за руль «Понтиака», и когда подъехал к воротам, то за его спиной уже раздался громкий храп. Тяжелые вздохи и переливы свиста, вырывавшиеся из необъятной груди Ковальчука, звучали до самого посольского дома. Здесь Перси опять пришлось изрядно попотеть, чтобы дотащить триста фунтов горы мышц до двери и затем уложить в кровать. После такого марафона, мокрый, как мышь, он возвратился к машине с одной мыслью — поскорее добраться домой и забраться под душ.
Не обращая внимания на знаки, Перси давил ногою на педаль газа и через пятнадцать минут был у подъезда своего дома. Поставив машину в гараж, поднялся в квартиру, на ходу стащил куртку и, швырнув на диван, поспешил в ванную. Пальцы ожег стылый холод металла, и через мгновение трубы отозвались издевательским свистом — произошла очередная поломка водопровода. Прокляв в душе ремонтников, он возвратился в гостиную, закутался в теплый халат, прилег на диван, включил телевизор и осовевшим взглядом уставился в экран. Там на все лады краснобайствовали опостылевшие за два месяца избирательной кампании украинские политики. Перси в сердцах хлопнул по кнопке пульта, прошлепал в спальню и, не снимая халата, нырнул в холодную, будто сугроб, постель.