«Батальонная разведка,
Мы без дел скучаем редко.
Что ни день, то снова поиск, снова бой»
Медведь даже не дышал, пока звучала песня. Когда я закончил, то увидел глаза, смотрящие на меня в упор. И только через секунду понял, что Пахом просит переписать слова и ноты.
У девчонок нашлись ручка и блокнот. Я не только написал слова, но и примерно накидал, как ставить пальцы на грифе. Медведь во что бы то ни стало захотел научиться играть её сам. Ну, если учесть, какими сияющими глазам смотрела на него медведица, желание было вполне понятное.
Так мы и ехали дальше. Кто-то приходил, кто-то уходил. Народу в купе набилось битком. Устав петь, я дал гитару следующему с условием не поломать. А сам вышел подышать в тамбур. Там-то меня и поймали две улыбчивые сестрички-близняшки лет девятнадцати.
Возвращался в купе я уже поздно ночью, вымотанный донельзя. Девочки оказались опытным, умелыми и явно такое проворачивали не единожды. По-другому добиться такой синхронности нереально. Там, где меня выручала эмпатия, они брали мастерством исполнения.
Ввалился в купе я с одним желанием, лечь спать. К счастью все уже разошлись и там был только Пахом, положивший голову на подбородок и вглядывающийся в ночную тьму за окном.
— Чего не спишь? Ты живой там? Пахом! — только с третьего раза удалось добиться мне внимания.
— Она ждать обещала. — Глаза медведя, казалось, видели совсем не меня. — Приеду домой, родителей повидаю и назад. Может, там, в городе, её обижает кто.
— О-о-о, да ты совсем для общества потерян, друг. — Я улёгся на расправленный матрас. — Конечно, давай. А то её ещё и комары покусать могут.
Через секунду надо мной нависла туша берсеркера.
— Фальк, напиши мне песню, — глаза у Пахома лихорадочно блестели. — Я не смогу сам вот так прийти и сказать ей. Вот песня — другое дело.
— Спи давай, — буркнул я, переворачиваясь на бок. — Утром будет тебе песня, если только спать мешать не будешь.
Но ещё долго в темноте купе раздавались вздохи медведя. Он ворочался, вставал, садился и снова ложился. Я, правда, недолго это слышал, поскольку уснул сном младенца.
Утро началось со стука в дверь. Девушки уже в третий раз приходили, чтоб накормить нас завтраком, но мы не отзывались. Да и сейчас встал только я. Медведь, утомлённый ночными переживаниями, спал мёртвым сном. В глазах молодой берсеркеры была такая обида, что пришлось тянуть её в коридор и объяснять, в мыслях о ком прошла ночь Пахома. Гнев сменили на милость и стали шикать на всех, типа, тише, что вы спать мешаете. На столе героя дожидался завтрак, накрытый полотенцем.