— Попробуй, Артемша, — поддержал его Карпушка.
— Зачем бороться? Я могу и так уступить первенство товарищу красногвардейцу, — со скрытой насмешкой сказал Виктор Николаевич.
— Слабо тебе, вот и отказываешься, — посмеивался Карпушка.
— Я не отказываюсь. Если вам хочется, пожалуйста… — Виктор Николаевич сел напротив Артема, поставил руку локтем на бревно. — Давай, гвардия его величества…
Артемке меньше всего хотелось бороться, но и отказываться было неудобно. Он молча поставил локоть на бревно, взял кисть руки Виктора Николаевича. Ребята и девушки окружили их. Мотька скомандовал:
— Раз, два… три!
Рука приказчика стиснула пальцы Артема, рванула в сторону. Артем выдержал первый рывок. Выровнял руку.
Виктор Николаевич сидел, низко опустив голову. Вдруг он приподнял ее, и Артема ожег взгляд, полный ненависти… Всего на секунду мелькнуло это выражение глаз. Виктор Николаевич тут же раздвинул губы в улыбке, хриплым от напряжения голосом проговорил:
— Держись, гвардия…
Артем стиснул зубы. Да, он будет держаться, не просто достанется тебе победа, если достанется…
Руки, поставленные локтями на бревна и сцепленные в кистях, образовали треугольник. Этот треугольник слегка покачивался то в одну, то в другую сторону. Со стороны могло показаться, что борьба еще не началась, что противники примеряются друг к другу, но каждый из них уже вложил в нее все силы, всю волю.
Артем почувствовал, как от локтя к ключице поднимается боль. Мышцы напряжены до предела, кажется, еще немного и, не выдержав, они станут рваться… Но Артем держится. Он не сдается приказчику. Проходят секунды, минуты. Боль в руке перестает ощущаться. Рука деревенеет. В висках шумит кровь, в ушах начинают звенеть колокольчики. И вдруг рука приказчика слабеет, медленно-медленно начинает клониться набок.
— Молодец! — кричит Мотька и хлопает Артема по плечу.
— Надо ржаной хлеб есть, тогда сила будет, — советует приказчику Карпушка.
Артем и Виктор Николаевич тяжело дышали, не смотрели друг на друга.
Не сказав ни слова, Виктор Николаевич ушел.
— Славно ты его! — радовался Карпушка. — Сбавил спеси… Чересчур уж он гордый. Мы его собирались поколотить, да Нина отговорила.
— Он же за ней ухлестывает… — хохотнул Мотька. — А ты врешь, что Николаевич гордый. Свой парень.
— Тебе все свои, кто бутылки открывает. Прилипало…
— Я-то прилипало?..
Мотька полез с кулаками к Карпушке. Артем взял его за шиворот, отбросил. Он бы с удовольствием влепил в пьяную рожу Мотьки хорошую оплеуху. «Ухлестывает»! Высказался.
Подгоняемый тревогой, Артем быстро пошел к Нине. У частокола остановился. Во дворе разговаривали. Один голос принадлежал Нине, другой — приказчику. Это так его поразило, что он не мог сдвинуться с места.