д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Тимошенко,
Жуков
21.06.41».
Никто из членов Политбюро даже не спросил у Тимошенко и Жукова, а дойдет ли эта директива до войск, и будет ли время для ее исполнения. На их лицах застыла маска состояния отрешенности и ступора. Они стояли все, как истуканы, как парализованные — вершители судеб людских. Люди, чьи портреты несли трудящиеся Москвы, да и всей страны, теперь стояли перед вождем, словно парализованные — за них отдувались генералы.
Они смотрели перед собой и ничего и никого не видели от перепуга.
Они привыкли глядеть только в рот сюзерену — Хозяину Кремля и Большой страны.
Они боялись в такой критический час для государства, для советского народа, да и для них самих обнародовать свои предложения по животрепещущему вопросу судьбы Советского Союза.
Они оказались некомпетентны для такой обстановки.
До большинства частей эта директива вовремя, естественно, не дошла, и командиры узнали о начале нападения, когда обнаружили вторгнувшиеся на нашу территорию немецкие войска, прущиеся прямиком на них, обходившие их с флангов и заходящие в тыл.
Что касается населения СССР, то оно узнало о начале войны 22 июня ровно в полдень.
В 12:00 В.М. Молотов выступил по радио.
* * *
Героем предгрозовых событий в результате смелого поступка выглядел только по-настоящему компетентный командир — нарком ВМФ адмирал флота Николай Герасимович Кузнецов, которому пришлось потом дорого заплатить за свою смелость, рассудительность и компетентность.
Он вспоминал:
«Около 11 часов вечера 21 июня зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С.К. Тимошенко: «Есть важные сведения. Зайдите ко мне»…
Семен Константинович, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну.
Жуков встал и показал телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной — на трех листах. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.
Пробежав текст телеграммы, я спросил:
— Разрешено ли в случае нападения применять оружие?
— Разрешено…
Позднее я узнал, что нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В. Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его…
Мне довелось слышать от генерала армии И.В. Тюле-нева — в то время он командовал Московским военным округом, — что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И.В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО».