Он долго и, казалось, тщательно изучал мое удостоверение, но я по его отсутствующим глазам видел, что мысли врача там, с больными, что мой визит не ко времени и вообще он с трудом понимает, кто я и зачем здесь.
- Агеев, из уголовного розыска, - представился я, пытаясь пробиться сквозь чащобу забот и тревог, обступивших врача.
Он встрепенулся.
- Сеглинь, лечащий врач. Чем могу быть полезен?
- Доктор, мне нужно видеть раненого таксиста!
Его губы непримиримо сомкнулись.
- Это невозможно! Носков в крайне тяжелом состоянии.
- Жить будет?
Он помедлил с ответом.
- Трудно сказать. Потеряно много крови...
Я корректно, но настойчиво оттеснял Сеглиня в коридор, пока входная дверь не захлопнулась за моей спиной.
- Доктор, вы должны понять, этот разговор нам очень важен. Носков единственный, кто видел преступника в лицо.
Сеглинь покачал головой:
- Боюсь, ваше посещение взволнует больного. Может быть, завтра?
- Доктор, дорога каждая минута! Преступник на свободе, кто знает, каких бед он может натворить...
- Хорошо! - наконец решился он. - В порядке исключения даю вам две минуты. Наденьте халат, я вас провожу.
Раненый лежал в одиночной палате, окруженный сложной аппаратурой из стекла и никеля. Он дышал тяжело и прерывисто, на лбу серебрились мелкие бисеринки пота. Врач промокнул его лоб марлей, сказал негромко:
- Миша, к вам товарищ из милиции. Вы сможете говорить?
Носков с усилием открыл глаза, в них застыла неутолимая боль.
- Спрашивайте, - едва слышно прошептал он.
Я понял, какого труда стоит ему каждое слово, и растерялся, забыв заготовленные вопросы. И тогда он начал рассказывать сам. Шептал он быстро, бессвязно, спотыкаясь на трудных буквосочетаниях. Ему, видимо, необходимо было выплеснуть наболевшее, освободиться от навязчивых образов, засевших в воспаленном мозгу.
- Я чинил машину... поломался рядом с домом... а этот, в плаще... приставал к девушке... замахивался... Пьяный такой... злобный... Я хотел помочь... пошел к ним... Они ссорились... он ее обвинял в измене... Потом... потом... они убежали... Я хотел его... в милицию... вытащил из кустов... И тогда... тогда... он...
Лицо раненого исказила мучительная гримаса, он застонал, заскрипел зубами, заново переживая случившееся. Сеглинь встревоженно приподнялся, движением бровей указал на часы.
Я заторопился.
- Скажите, Миша, вы этого парня встречали раньше?
- Нет... кажется, нет...
- Может, запомнили его лицо? Ведь вы шофер, у вас должен быть цепкий глаз. Что вам запомнилось в его внешности?
Он ответил сразу, видно, лицо преступника навечно отпечаталось в его памяти: