Уже на берегу реки сын спросил:
- Почему только сейчас?
- Не хотел мешать.
Верхняя губа чуть приподнялась, отчего бледное лицо юного графа приобрело недовольное выражение.
- Кто дал вам право судить - мешаете или нужны?
- Ваша жизнь казалась благополучной, порядочной. Воскресший муж твоей мамы, обвенчавшейся с Паскевичем, никак в идиллию не вписывался.
- А сейчас это потеряло значение, поэтому вы решили явиться?
Строганов-старший зажал трость подмышкой, стянул перчатку и потёр привычно зудящий шрам на лице.
- Вы не рады?
- Рад?! Чему? Что я узнаю - рос без отца, хотя он был жив и свободен? Что мама проплакала годы в благополучной идиллии, как вы изволили выразиться?
- Не допускаете, что были иные причины?
- А они имеют значение?
- Чувствую, вы не желаете слушать, молодой человек. Но следующая возможность поговорить не скоро представится. Поэтому главное вы узнаете тотчас.
Он коротко, не упуская ни единой важной детали, рассказал про турецкий плен, английскую авантюру с сыном Паскевича, австрийскую революцию, откровенно сообщил о семье судовых владельцев, венских жандармах и прочих людях, неосторожно ставших на пути.
- Ивана Фёдоровича... тоже вы?
- Отчасти и невольно. Он чрезвычайно переживал, пробовал состязаться со мною, записал себя в проигравшие, вызвал на дуэль. Перенервничал так, что сердце не выдержало. А в Крыму мы были с ним практически товарищами. C'est la vie (33). Видит Бог, я не желал и не стремился к его смерти.
(33) Такова жизнь (фр).
- Какой Бог? Вы же приняли ислам!
- Да, чту Аллаха, не отворачиваясь от Христа. Бог, он же - Создатель, а человеческие имена придумали люди.
- Вы вольнодумец почище Вольтера.
Старший из собеседников остановился, втянул ноздрями речной дух и повернул обратно к дворцу. Сын последовал рядом. Углубляться в теологические споры было не с руки.
- Единственное, чем вы меня смогли обрадовать - я продолжаю носить графский титул.
- А также что ваше наследство увеличивается раз в пять.
- Премного благодарен. Только титулом я владел и до вашего появления, а капиталов получил больше чем достаточно.
- Иными словами, моё воскрешение или, наоборот, пребывание в безвестности, для вас не важны? - он постарался сказать это наиболее нейтральным голосом, сдерживая волнение. Развёрстых сыновних объятий не ожидалось, но всё же...
- Сela ne tire pas à consequence (34), - жестоко отрезал тот. - По крайней мере - теперь. И у меня один лишь вопрос: вы сегодня намерены открыться матери?
(34) Это не имеет никакого значения (фр.)
- Если вы не возражаете.
- Отчего же. Но многого не ждите. И смертью Паскевича она опечалена, пусть не любила его, но привязалась, уважала, корила себя, что не может дать ему настоящего тепла.