— Иди сюда! — рявкнул мне Римман.
— Ладно, увидимся еще, садовница, — сказал Миша и, вернувшись к забору, перемахнул обратно.
Но он не ушёл, а остался стоять и с легким беспокойством смотрел на нас с Риманом.
— Смотрю, ты весело проводишь время? — ледяным голосом сказал Римман, с яростью глядя мне в глаза.
— Миша мне помог собирать листья, и мы немного поболтали… — попыталась объяснить я, чувствуя непонятную робость, но Римман резко дернул меня за руку, затаскивая внутрь.
Резко захлопнув за мной заднюю дверь, которая была совершенно прозрачной, он толкнул меня на неё и тут же вдавил своим телом, бешено атакуя мой рот. Его губы были жесткими и безжалостными, и прорезавшиеся клыки причиняли боль, но при этом неожиданно эти ощущения возбудили меня так стремительно и сильно, что я, не сдержавшись, застонала в его хищный рот.
Моё тело напрягалось по собственной воле, желая быть к Римману еще ближе. А он поглощал меня, жадно облизывая выступившую из поврежденных его клыками губ и языка кровь, и рычал низко и непрерывно, заставляя нечто глубоко внутри меня отзываться острой нуждой на эти порочные вибрации.
Римман оторвался и стремительно развернул меня, прижав к стеклу грудью и лицом. И только сейчас я почувствовала, что футболка моя задрана выше груди, потому что прохладное стекло обожгло мою кожу. Вскрикнув, я распахнула глаза и тут же столкнулась взглядом с Мишей. Он по-прежнему стоял и не отрываясь смотрел на нас сквозь стекло двери, и его глаза были расширенными от шока, а дыхание тяжелым. Я безуспешно рванулась из рук Риммана, задохнувшись от стыда, но он только жестче прижал меня к стеклу, и его рука сжала мою талию до боли, а вторая, быстро расстегнув мне пуговицу и молнию на джинсах, скользнула прямо к моему к лону. Я рванулась опять, глядя, как потемнели глаза парня, неотрывно наблюдавшего за нами.
— Рим, не надо, пожалуйста! — взмолилась я.
Но, похоже, мужчине было совершенно наплевать на мои мольбы. Рыкнув, он двинул пальцы глубже, одновременно прижимая ладонь к какому-то чувствительному месту, и мои ноги подогнулись и глаза закатились. Низкий голодный стон вырвался из меня, и я поразилась, что могу звучать так неистово и похотливо.
— Скажи мне, принцесса Ники, ты такая влажная из-за меня или из-за этого мальчишки? — прорычал он, терзая жесткими поцелуями мою шею.
Я не могла понять, о чём он меня спрашивает, потому что вообще не могла сосредоточиться ни на чем, кроме движений его пальцев. И в этот раз они не были такими осторожными, как утром. Римман двигал ими жестче, на грани боли, заставляя моё тело дергаться, как от разрядов электричества, и все чаще срываться со стонов на крики. Я уже совсем ничего не соображала и не могла даже вспомнить, о ком это он спрашивает меня в тот момент, когда мне кажется, что каждое его следующее движение убьёт меня.