У волшебства запах корицы (Мамаева) - страница 82

Арий этого делать и не стал. Когда дракон понял, что слова эффекта не возымели, он приступил к действиям: поцеловал. После, анализируя ситуацию, я поняла, что сделал он это, руководствуясь исключительно мужской логикой: переключить внимание истерично настроенной женщины на что-то иное. Пощечина, конечно, в этом плане тоже хороша, но ее эффект гораздо быстрее сходит на нет, а вот поцелуй…

Сначала я не почувствовала ровным счетом ничего, лишь мозг отстраненно констатировал факт: меня целуют. А потом… Настойчивые губы. Ярость и нежность. Такое ощущение, что Арий вкладывал все эмоции, что были у него в душе, в этот единственный миг, и у него получилось. Он смог выдернуть меня из водоворота безразличия. Первое, что я почувствовала, — его руки. Он охватил ими мою голову, держа ее, как драгоценный кубок, как сочный плод, притягивая ее к себе, не давая даже попытки отстраниться, вырваться. А потом… огонь и жар, нестерпимый, приближающийся, он был вокруг. И обжигающие губы Ария, властные, требовательные. Его язык, беззастенчиво исследующий мой рот. Этому напору захотелось сдаться, уступить, хотя бы напоследок забыться, чтобы не было так страшно умирать в огненной лавине. И я поддалась, ответив яростью на ярость, страстью на страсть с такой же силой, без ложного стеснения и осторожности, что должны быть присущи первому поцелую. Мыслей в этот момент в голове не было, лишь тело ощущало один невероятный ожог. В этот момент хотелось бы забыть себя, забыть его, стать одним целым с ним. Я сама не почувствовала, насколько сильно обхватила Ария.

Дракон заворчал и напрягся, словно боролся с пламенем, не внешним, но бушевавшим уже внутри него. Он жадно вдыхал воздух, чтобы продлить удовольствие, чтобы хоть еще немного удержаться в этом ужасном и невероятном времени. Мои руки, не подвластные воле разума, скользили по его спине. Хотелось притянуть его еще ближе. Подушечки пальцев ощутили капли пота на его лопатках, и я инстинктивно впилась в его кожу ногтями.

Рык Ария, утробный, первобытный, а за ним — яркая вспышка, ослепившая меня, хоть глаза и были закрыты.

Сколько мы так простояли? Секунду? Минуту? Вечность? Не разжимая объятий, лишь ловя ртом воздух. Когда я открыла глаза — огня больше не было. Нас обволакивала лишь тишина. Даже цикады и соловьи — всегдашние полуночники — примолкли.

Дракон посмотрел на меня сумасшедшими, шальными, полными счастья глазами и совершенно не к месту сказал:

— Ну все, Кесси, ты попалась.

Этой его фразы я не поняла, зато осознала другое: я прижимаю к себе абсолютно нагого мужчину, и мы оба только что едва не поджарились.