Не то чтобы не было пофиг на него, но все же я весьма обрадовалась когда он одарив меня на прощанье многозначительно-загадочной фразой 'Ты не знаешь, что упустила!' покинул вагон за две остановки до моего места назначения.
Сразу с вокзала я поехала к маме на кладбище. Последний раз я заезжала сюда три месяца назад, и вокруг каменной плиты надгробья разрослась трава. Часа полтора я занималась тем, что остервенело драла ее, не обращая внимания на то, что грязь забирается под обломавшиеся ногти, а жесткие стебли режут кожу. Эта боль была благом, но она все же не смогла перекрыть то, что внутри. Каждый раз я борюсь, убеждаю себя, что стала взрослее и жестче и смогу не развалиться на куски. И каждый раз проигрываю. В грудь. кажется, воткнули раскаленный прут и безжалостно там орудуют, размалывая даже кости. Приваливаюсь к памятнику, подтягиваю к себе колени, стараясь максимально сжаться уменьшить боль, и рыдаю. Долго, хлюпая носом и размазывая грязь по лицу. Вот опять я жалею себя, жалею о той, какой могла бы быть моя жизнь, если бы мама была бы жива, оплакиваю то, какой бы была сейчас она. Как же я скучаю! Каждый день. Каждую минуту. И годы это не меняют.
Когда слёзы заканчиваются, я сижу и просто рассказываю маме обо всем. Я всегда так делала. У нас никогда не было тайн друг от друга. Поэтому говорю и о отцовской идее выдать меня замуж, и о том, как обложалась, подцепив Рамзина, и о том, во что это в итоге вылилось.
— Знаешь, мам, а ведь это какая-то придолбнутая ирония судьбы. Ты у меня всю жизнь верила в инопланетян и во всякую мистическую похабень, а реально столкнуться с этим случилось твоей беспутной дочери, — икая, говорю я. — Вот не знаю, кто этот Рамзин такой — пришелец или хренов инкуб, что ли, но поверь мне, однозначно не человек. Я тебе всех тонкостей не расскажу, это, понимаешь ли, уже черезчур, ты же все же моя мама, но поверь мне на слово.
Мама у меня была художница, творческая личность и в самом деле свято верила в то, что в мире существует много чего такого, что находится за гранью понимания или восприятия обычного человека. Я привыкла к этому с мальства и хоть и не верила во все это (ну, давайте скажем, не верила до последнего времени), но никогда с ней не спорила, и мне не приходило в голову смеяться над этим. Каждый имеет право верить в то, во что хочет. Может, поэтому я и восприняла все 'фокусы' Рамзина относительно спокойно и не впала в истерику припадочную? Потому что с детства слышала, что нечто непознанное всегда может оказаться прямо за дверью. Хотя в моем случае о двери-то между мной и этим 'нечтом' речи и не идёт.