Жгли листовки. В ночном воздухе порхала горящая бумага. Стэнтон сперва подумал, что жгут его прокламации, но этого быть не могло. Всего сотню листовок он разбросал в другой части города и уже довольно давно. Стэнтон поймал обгорелый листок с черной искристой бахромой, на котором еще читался текст. Обращение социал-демократов. Сообразив, куда дует ветер слухов, они поспешили заявить о своем возмущении убийством и своей верности короне.
«Берлинцы, сограждане! – говорилось в листовке. – Убийство нашего возлюбленного государя – преступление против всех немцев! Вместе с народом Социал-демократическая партия осуждает это гнусное злодеяние! Да здравствует кайзер Вильгельм Третий!»
Надо полагать, здравомыслящим либеральным парламентариям было нелегко выразить верноподданнические чувства старшему сыну императора. Юный Вилли был широко известен как мот, неуч и безудержный бабник, а его любовь к роскоши особенно задевала тех, кто вместе с авторами листовки стремился к социальному равенству. Однако СДПГ поторопилась заявить всему свету о своей поддержке нового императора. Видно, левые сильно испугались.
Но студентов на улице это мало интересовало. Они не желали слушать сладкоречивых проныр-социалистов, которые в страхе за свою жизнь клялись в верности державе. Они жаждали мести и не хотели, чтобы им помешала какая-то мелочь вроде невиновности жертвы. Потому студенты жгли листовки и толпой валили дальше.
Вскоре им встретился рабочий в кепке, раздававший те самые листовки. Беднягу стащили с тротуара, загнали в толпу и сбили с ног.
– Это ваших рук дело! – орали юнцы, пиная его. – Социалистов и жидов!
Стэнтон хотел вмешаться и даже нащупал пистолет в кармане. Но не вмешался. Тут ничем не поможешь. У безумия свое русло.
Перед штаб-квартирой СДПГ уже собралась толпа человек в триста, а студенты увеличили ее почти вдвое. Социал-демократы нервно подготовились к митингу – установили помост и намалевали лозунг «Верность германской короне!».
Они были заметно напуганы. Обычно их лозунги требовали восьмичасового рабочего дня, достойной зарплаты и компенсации за несчастные случаи на производстве. Теперь же они заверяли, что всегда мечтали жить под властью пьяницы и сексуального маньяка.
На помосте переминались серьезные бородатые мужчины, один пытался что-то сказать. За свистом и улюлюканьем его не слышали даже те, кто стоял рядом, и лишь по его жестам было понятно, что он призывает толпу к спокойствию. Перед помостом шеренга суровых рабочих сцепилась локтями. Они были полны решимости защитить своих вождей, но толпа, стоило ей навалиться, смела бы их в минуту.