Опрокинулся на спину. После инъекции всегда случается эпилептический припадок. Я вспомнил это и вскипел пеной.
Успел только закусить пропитанный потом воротник куртки и почувствовать на языке солоноватый привкус крови или все того же пота и…
…отключился.
Некоторое время я словно пуховое птичье перо кружился в темноте, еще хоть как-то осознавая себя, но скоро прекратилось и мое безвольное парение. Все прекратилось. Ни осталось ничего, кроме полного, ничем не нарушаемого покоя. Больше волноваться было не о чем. Я просто растворился, как и не был вовсе.
НИКОГДА.
ПУХ. ПРОСТО ПАДАЛ ПУХ. С ВЫСОКИХ ЗЕЛЕНЫХ ДЕРЕВЬЕВ. МЕДЛЕННО, И, КАК ВОДИТСЯ, НЕОТВРАТИМО. ПОЭЗИЯ! МАТЬ ЕЕ РАСТАК!
Я не говорю о боли – боль можно вытерпеть. Даже самую сильную боль можно вытерпеть, нужно просто на время стать ею и перестать осознавать – как ток крови, как движение ресниц, как дыхание.
Просто впускай ее в себя и выпускай.
Дыши.
Как обычно.
Просто дыши.
Но что делать с бардаком в голове?
Прошло несколько часов после инъекции.
Андрей выдержал, я не ошибся на его счет, он оказался крепким парнем. Андрей пришел на короткое время в себя, попросил воды, напился и погрузился в глубокий спокойный сон уставшего после тяжелого физического труда человека. Монах устроился рядом с ним, постелив себе на полу возле кровати, готовый в любую минуту подняться и оказать, если понадобится, первую помощь. Это было излишней предосторожностью, я объяснил Монаху, но похоже, он просто хотел оставить меня одного. Признаться того же хотел и я сам. Оказаться в его обществе – значило оказаться в ловушке, создать которую способно только нежелание двух людей не только общаться между собой, но и просто видеть друг друга. Мы все остро нуждались в одиночестве и шли навстречу этому желанию.
Я сидел на кухне и пытался разобраться со своими мыслями. Они накрыли меня с головой, не давая продыху. Я словно блуждал в знакомом доме с погашенным светом. Вроде все узнаваемо, но наталкиваешься на острые углы, предметы мебели и собственное непонимание происходящего.
Первое, что всплыло в памяти, это мои полные фамилия, имя и отчество. Дальше – пошло как по накатанной колее.
Меня зовут Алексей Романович Дашко.
Все три сопутствующих мне определения принадлежали воздуху. Поскольку родителей у меня не было, ни в той жизни, ни в этой.
Очередная усмешка.
Я бывший военный разведчик. На моем счету восемь боевых выходов. Герой и иждивенец своей родины, родина давала мне работу и платила сомнительной славой. Более я не имел ничего. Когда-то давно, когда реки были полны и люди смотрели в небо с надеждой, у меня была девушка и цель в жизни.