— Это Фелисити, — говорит Джейк, ставя дочь наземь.
Девочка трогает волосы куклы, щупает белое кружево, которым отделан подол платья.
— Она красивая.
Джейк смотрит на Эмму так, словно все еще не верит в реальность происходящего. Как будто боится в любой момент проснуться.
— Наш рейс через два часа. Может, выпьем кофе?
Мне трудно сдержать смех.
— Ты шутишь?
Панико делает шаг вперед.
— Я из посольства, — обращается он к Джейку. — Встречу вас у выхода и удостоверюсь, что благополучно сели в самолет. Паспорт Эммы не забыли?
— Здесь. — Джейк похлопывает по карману куртки. — Спасибо за помощь.
— Не благодарите меня, — говорит Панико. — Это все Эбби.
— Что еще ты знаешь? — спрашивает Болфаур у меня.
Эмма занята — развязывает и завязывает шнурки кукольных ботинок.
— Мужчина из желтого «фольксвагена» — двоюродный брат Лизбет, — негромко говорю. — По крайней мере так они сказали Эмме.
Джейк недоверчиво качает головой.
Несу куклу, Джейк несет Эмму — спускаемся в кафе. Панико шагает следом. Дочь не сводит глаз с отца, он с нее, я гляжу на обоих. Это так странно — мы трое, вместе идем по аэропорту, как самая обычная семья.
— Тебе надо подстричься, — говорит Эмма, щупая длинную отцовскую челку.
— Ты сама меня подстрижешь, когда вернемся домой, — отвечает тот сдавленным голосом.
Заказываем кофе, фруктовый коктейль для Эммы и пирожные. Садимся за уединенный столик у окна. Джейк придвигает стул Эммы поближе к своему и начинает разламывать для нее пирожное на маленькие кусочки, как всегда это делал, но малышка притягивает к себе тарелку и говорит:
— Я сама.
— Извини. — Джейк улыбается. — Полагаю, ты уже большая. Господи, только посмотри, Эбби, как она выросла.
Эмма ухмыляется и как будто хочет что-то сказать, но вместо этого принимается жевать пирожное.
— Что? — спрашивает Джейк.
— Я стала выше, а ты толще.
Мы смеемся, Эмма тоже.
— Я так по тебе скучал. Ты даже не представляешь…
Девочка вытирает рот тыльной стороной ладони и смотрит в тарелку.
Знаю, он изо всех сил сдерживается, чтобы не засыпать ее вопросами. Болфаур не сводит с дочери глаз словно зачарованный.
— Твоя спальня осталась такой же, как и раньше, — говорит Джейк. — А на Рождество было много подарков.
У Эммы расширяются глаза.
— И когда мне можно будет их открыть?
— Сразу по приезде.
— А еще — подарки на день рождения, — добавляю.
Она как будто смущается.
— На день рождения?
— В ноябре. Помнишь? Тебе теперь семь.
Глаза ребенка загораются.
— Мне семь?
Из динамиков раздается голос, который сообщает нам о начале посадки на рейс в Сан-Франциско.
— Это наш. Детка, ты готова?