| But being now interrupted, he put up the image; and pretty soon, going to the table, took up a large book there, and placing it on his lap began counting the pages with deliberate regularity; at every fiftieth page-as I fancied-stopping a moment, looking vacantly around him, and giving utterance to a long-drawn gurgling whistle of astonishment. He would then begin again at the next fifty; seeming to commence at number one each time, as though he could not count more than fifty, and it was only by such a large number of fifties being found together, that his astonishment at the multitude of pages was excited. | Увидев меня, он отложил своего бога и тут же, подойдя к столу, снял оттуда большую книгу, которую поместил у себя на коленях, и принялся сосредоточенно считать в ней листы; каждый раз, насчитав полсотни, он, как я заметил, на мгновение останавливался, озирался растерянно и недоуменно, издавал протяжный переливчатый присвист, а потом принимался за следующие полсотни, опять, видимо, начиная счет сначала, как будто бы больше, чем до пятидесяти, он считать не умел, и все изумление его перед множеством листов в книге вызвано было лишь тем, что их здесь так много раз по пятьдесят. |
| Savage though he was, and hideously marred about the face-at least to my taste-his countenance yet had a something in it which was by no means disagreeable. | Хотя он и был дикарем и хоть лицо его, по крайней мере на мой вкус, так жутко уродовала татуировка, все-таки в его внешности было что-то приятное. |
| Through all his unearthly tattooings, I thought I saw the traces of a simple honest heart; and in his large, deep eyes, fiery black and bold, there seemed tokens of a spirit that would dare a thousand devils. | Мне казалось, что под этими ужасными шрамами я могу различить признаки простого честного сердца; а в его больших глубоких глазах, огненно-черных и смелых, проглядывал дух, который не дрогнет и перед тысячью дьяволов. |