| Dry Valley bought a buggy with yellow wheels and a fine trotter in San Antonio. Every day he drove out with Panchita. He was never seen to speak to her when they were walking or driving. The consciousness of his clothes kept his mind busy; the knowledge that he could say nothing of interest kept him dumb; the feeling that Panchita was there kept him happy. | Сухой Лог купил в Сан-Антонио кабриолет с желтыми колесами и отличного рысака. Каждый день он возил Панчиту кататься, но ни разу никто не видал, чтобы Сухой Лог при этом разговаривал со своей спутницей. Столь же молчалив бывал он и во время пешеходных прогулок. Мысль о своем костюме повергала его в смущение; уверенность, что он не может сказать ничего интересного, замыкала ему уста; близость Панчиты наполняла его немым блаженством. |
| He took her to parties and dances, and to church. He tried-oh, no man ever tried so hard to be young as Dry Valley did. He could not dance; but he invented a smile which he wore on these joyous occasions, a smile that, in him, was as great a concession to mirth and gaiety as turning hand-springs would be in another. He began to seek the company of the young men in the town-even of the boys. They accepted him as a decided damper, for his attempts at sportiveness were so forced that they might as well have essayed their games in a cathedral. Neither he nor any other could estimate what progress he had made with Panchita. | Он водил ее на вечеринки, на танцы и в церковь. Он старался быть молодым - от сотворения мира никто, наверно, не тратил на это столько усилий. Танцевать он не умел, но он сочинил себе улыбку и надевал ее на лицо во всех случаях, когда полагалось веселиться, и это было для него таким проявлением резвости, как для другого - пройтись колесом. Он стал искать общества молодых людей, даже мальчиков - и действовал на них как ушат холодной воды; от его потуг на игривость им становилось не по себе, как будто им предлагали играть в чехарду в соборе. Насколько он преуспел в своих стараниях завоевать сердце Панчиты, этого ни он сам и никто другой не мог бы сказать. |