— У него есть ключ, — сказал Салман, показывая на Карима. — Открывай, пошевеливайся.
— Забудь об этом!
— Давай так: ты открываешь и идешь с нами. Если хозяин тебя увидит, скажешь, что мы пытались убежать, а ты хотел нас поймать. Лучше соглашайся, не то…
Надо сказать, что Карим хоть был и старше всех, но был совсем худым, можно сказать хилым, и особой смелостью не отличался. А Салман был крепким, как бычок, и все его боялись.
Карим почесал в затылке, потоптался на месте, оглянулся по сторонам, словно ища поддержки, потом сплюнул и сказал:
— Черт с вами!
Он нащупал большой железный ключ на дне кармана, затем еще побурчал, но открыл-таки дверь.
Было немного за полночь, когда мы оказались на улице. Безлунная ночь, черное и чистое небо — летом у нас редко бывает облачно; ветер еле слышно шевелил листву на деревьях. Мы на секунду остановились на пороге и вытерли пот с лиц.
«Как же там, внизу?» — подумала я, и мне стало жутко.
Мы доползли на карачках до края каменного колодца: я, Салман и маленький Али, который уговорил нас взять его с собой. Хозяйский дом был темным и зловещим. Мы знали, что у Хуссейн-хана сон крепкий, как у быка, — иногда по ночам он храпел так, что, казалось, гром гремит. Но вот его жена просыпалась от любого шума, стоило хрустнуть ветке или пролететь ночной птице. Мы не раз видели, как хозяйка бродила по двору в темноте, бормоча что-то себе под нос и заглядывая в каждый угол.
Что, если они нас заметят?
От края колодца мы в два прыжка оказались в укрытии — за фургоном Хуссейна. Здесь пахло бензином и машинным маслом. Но вот отсюда до железной двери, ведущей в Склеп, надо было пройти как раз под окнами хозяйского дома, и спрятаться было негде. Мне казалось, мы точно разбудим хозяйку. Я была уверена, что она стоит за занавеской и только и ждет, чтобы мы сделали хоть один шаг в ее сторону.
На секунду мне захотелось вернуться, но тут же стало стыдно. Я обернулась и посмотрела на прыщавое лицо Салмана: возможно, он думал о том же самом, но знал, что идти надо ему. Я, в конце концов, девочка, а Али еще слишком маленький.
— Я пошел, — прошептал Салман и сглотнул три раза.
Он встал на четвереньки, сжал в зубах узелок с хлебом. Казалось, прошла целая вечность, пока он полз, громко шурша камнями и отклячив свой огромный зад, который даже в темноте было видно за километр… Наконец он скрылся в тени. В короткой тишине между всхрапываниями Хуссейна мы еще пару раз услышали шорох, а потом слабый свист.
— Давай, — послышался голос из темноты.
Али прополз легко и быстро, как котенок, через мгновение его уже не было видно.