12
Начало разговора показалось совершенно неожиданным. Вместо крика и брани Маргрет вдруг услышала спокойный, ровный голос адмирала:
– Проходите, Маргрет.
Он сидел в конце стола, за которым обычно собирались офицеры судна, в адмиральском мундире, но без головного убора. И перед ним стояли бутылка рома и две небольшие серебряные кружки.
Маргрет храбро ступила на середину, но вместо того чтобы скромно пристроиться где-то в конце стола, подсела поближе к адмиралу.
– Так я слушаю вас, мсье Роберваль.
– Мне и в самом деле доложили, что ты свиданичала с кем-то из матросов. Какой позор! Какое унижение родового титула и родового достоинства! Кстати, кто такой?
– Это не было свиданием. Обмен шутками, в котором больше участвовала Бастианна, нежели я. Имени этого матроса, как и название судна, на котором он служит, ни я, ни корсиканка не знаем, не интересовались. В силу моего же родового достоинства.
Маргрет отвечала лаконично, сухо, рубленными фразами, и держалась при этом с вызывающим спокойствием. Словно бы не она оказалась на приеме у адмирала и в его воле, а адмирал – у нее.
– Понятно, вы не хотите подвергать этого мерзавца эшафотного опасности. Но мои люди все равно разыщут его.
– Чтобы повесить так же невинно, как и тех, которых вы уже успели вздернуть на рее? Зачем вы позвали меня сюда, чтобы угрожать?
Адмирал недовольно покряхтел и, залпом опустошив почти полную кружку, второй «бокал» пододвинул к герцогине. Он уже понял, что разговор выстраивается не так, как бы ему хотелось.
– Выпейте, это поможет нам обоим лучше понять друг друга, – попытался как-то исправить положение.
– Уж не собираетесь ли вы просить у меня прощения за все те…
– Не собираюсь! – резко прервал ее де Роберваль. – И мне наплевать на ваши оскорбленные чувства. Здесь, в океане, к вам относятся так, как вы этого заслужили на суше, в Париже, в доме своих родителей, которые по существу отреклись от вас.
– В таком случае нам не о чем больше говорить, мсье. – Маргрет поднялась и хотела было направиться к двери, но адмирал так грохнул кулаком по столу, что, казалось, должен был проломиться не только стол, но и палуба.
– Нет есть! Я не могу допустить, – поднялся он вслед за Маргрет, – чтобы какие-то морские бродяги, портовые мерзавцы, наслаждались на моем судне телом молодой француженки, а сам я при этом вел жизнь нищенствующего монаха.
В каюте воцарилось гробовое молчание. Напрягшись, адмирал ждал взрыва женских эмоций, великосветской истерики. Но вместо этого услышал спокойный ровный голос Маргрет:
– То есть вы предлагаете мне делить с вами постель? – положила герцогиня руку на торчащую у нее за поясом рукоятку пистоля.