– А ведь лучшего места для хижины и искать не стоит… я так думаю, – молвила Маргрет, вновь вопросительно поглядывая на Роя.
– Мы сможем соорудить ее, даже используя стволы растущих деревьев.
– Даже растущих?
– Конечно.
– А ты когда-нибудь построил в своей жизни хотя бы какой-нибудь шалаш?
– Нет.
– Вот так! – грустно вздохнула Маргрет. – Я тоже. Был бы здесь наш Отставной Бомбардир Клод… Я видела, какие чудесные шалаши устраивал он неподалеку от замка во время сенокоса. Настоящие дворцы из веток и сена.
– Придется срочно вызывать его вместе с десятком других слуг.
Грустно улыбнувшись друг другу, они взяли под мышки сдвоенные стволы молодых елей и отправились к «форту».
Проходя мимо трех сосен на «марсовой» скале, они вновь остановились и, забыв о тяжести своей ноши, долго, тоскливо всматривались в океанскую даль.
– Это будет любимым местом нашего отдыха, что-то вроде площади на берегу Сены, в Париже.
– Куда вы, шевалье, вместе с другими медикусами бегали на свидание со служанками парижских торговцев, – едко заметила Маргрет. Но тут же, словно бы опомнившись, добавила: – Постарайся, чтобы я как можно реже оказывалась здесь и как можно меньше простаивала. Так ведь можно сойти с ума от тоски.
– О тоске поговорим через несколько дней. Утверждают, что на чужбине она зарождается на седьмой день. Итальянцы называют ее «ностальгией», тоской по родине.
– Но у нас это не должно быть так болезненно, как у других, – заметила Маргрет.
– Почему?
– Потому что мы здесь вдвоем. И нет силы, способной разлучить нас.
– Кроме разве что вашей бдительной гувернантки, – признательно улыбнулся Рой д’Альби, – кивком головы указывая на Бастианну, которая рядом с «фортом» успела соорудить некое подобие кострища и даже умудрилась развести огонь. Теперь она стояла подбоченясь и смотрела в их сторону, удивляясь легкомыслию и лентяйству.
5
Где-то там, наверху, на Марсовой скале, солнце еще одаривало своим багрецом вершины сосен, а здесь, на склоне фиорда, уже царили легкие сиреневатые сумерки. Растворяясь в них, птицы, гнездящиеся по оба берега залива-каньона, постепенно умолкали, и стаи их исчезали в лилово-багряном мареве безлесых хребтов.
Маргрет обратила внимание, что Марсовая скала была единственной, на которой птицы не гнездились; все остальные скалы слева и справа от форта были покрыты их телами, как охапками весеннего, слегка порыжевшего снега.
Все то время, которое они провели на острове, все трое усердно трудились, советуясь, подсказывая и помогая друг другу. Маргрет чувствовала, что работа – единственное, что способно спасти ее и других островитян от тягостных воспоминаний и предчувствий, от обиды и безысходности. Никто никого не высаживал, нет никакого необитаемого острова; просто они втроем оказались где-то на безлюдном берегу Франции, и перед ними воды то ли Ла-Манша, то ли Атлантики.