Тем временем от примыкавшей к складу кладовке с полуоткрытым морозильным навесом вновь послышался скрип снега и, то ли приглушенный голос, то ли кроткий рев какого-то животного.
– Человек?! – с ужасом подумала Маргрет. Ничто не наводило на нее такой страх, как возможность встретить на этом острове человека. Как вести себя со зверем, она знала, а вот как вести себя, когда рядом окажется какой-то отшельник или дикарь?..
Взяв копье, она прокралась мимо подвешенной колыбели Роя-Младшего и через низенький проход-лаз проникла в кладовку, из которой к морозилке вел еще один лаз, плотно закрытый обшитой мехом плетеной дверцей. Благодаря ей к припасам можно было добираться, не выходя из хижины. Здесь она опять замерла.
Это был медведь! Он разбрасывал – разгребал камни, которыми была ограждена морозилка, и добирался до ее скудных припасов! Когда его рычание, – очень похожее на ворчание подвыпившего мужчины, послышалось прямо перед ней, как бы на уровне лица. Маргрет отступила, сделала два резких шага и с разгона, через стенку кладовки, вогнала острие копья в брюхо поднявшегося зверя.
Рев, который издал раненный медведь, был таким, что, казалось, хижина, покачнулась и вот-вот должна была рухнуть. Рванувшись всем телом, медведь саданул древком копья ее бок, так что Маргрет отлетела в угол и почувствовала резкую боль в бедре. Сжав зубы и стараясь не выдать себя криком, герцогиня приподнялась и попыталась схватить древко, но медведь опять сбил ее наземь, только на сей раз древко еще больнее ударило ее в бок. В третий раз Маргрет все же удалось вырвать из туши надтреснувшее копье, но этим она лишь облегчила участь зверя. Поднявшись на задние лапы, он передними яростно крушил кровлю хижины, пытаясь добраться до своего противника.
Схватив копье и арбалет, норд-герцогиня метнулась к выходу, стала на ребристый камень, которым заваливала сам вход в хижину, укрепляя тем самым парусиновый полог, и уже оттуда взобралась на левую стенку «воротного» завала. Зверь все еще крошил кровлю, но сражаться с ним в хижине Маргрет не могла. Вернувшись в спальню, она сняла с полки у кострища аркебузу, вновь забралась на стену и крикнула:
– Иди сюда, тварь! Сюда, ко мне, иди!
Медведь наконец-то услышал голос своего врага и даже увидел при свете луны его тень. Пробираясь между крепостным завалом, которым была ограждена хижина, и высокими валунами гряды, он истошно ревел, изрыгая свою лють и призывая на помощь собратьев, которых… не было.
Его рев разбудил малыша, и тот закричал так, что сердце Маргрет сжалось. Но именно его крик утвердил ее в намерении сражаться с хищником до конца. Стоя на завале, Маргрет выстрелила в медведя из арбалета. Опять рев ненависти и боли, с которыми медведь упрямо шел на островитянку. Скатившись с завала, Маргрет установила на нем аркебузу и выстрелила, когда зверь уже был совсем рядом. Выстрел был неудачный. Он, конечно, ранил медведя, но, очевидно, всего лишь в бедро. Прорвавшись между скалой и воротами, медведь попытался сунуться в проход. Стоя на камне, Маргрет сверху двумя руками метнула копье ему в спину. Но левая рука плохо слушалась ее, да и страх сковывал движения. Копье вонзилось, но неглубоко, и, пятясь, медведь, протащив древко по камням, сумел вырвать его из себя. Нащупав висевший у входа лук, который натягивать было легче, и колчан, Маргрет быстро навесила их на себя и, вновь подхватив копье, пошла вслед за медведем. Позади заходился истошным криком малыш, но женщина знала: если не добьет медведя сейчас, он придет через несколько ночей, причем теперь уже днем, когда она окажется на охоте. Он уже не оставит ее в покое. Все равно вдвоем им на острове не ужиться.