«Храмом воина» назывался один из небольших залов дворца, соединенных с угловой башней. Вдоль стен его стояли закованные в доспехи фигуры рыцарей, а сами стены были увешаны мечами, саблями, арбалетами, морскими тесаками, луками, кинжалами и аркебузами. Адмирал знал, что в этом «храме» находилось только то оружие, которое король-воитель Франциск I добывал на полях выигранных им сражений. Король сам был неплохим фехтовальщиком и, по слухам, дважды выходил победителем из поединков на поле битвы. Кроме того, он метко стрелял из лука и аркебузы, а во время битвы при Мариньяно, – того, первого сражения, которым он руководил уже в мантии короля, – даже умудрился довольно удачно выстрелить из мортиры. Но, оказывается, для короля мало быть неплохим фехтовальщиком и уж совсем необязательно упражняться в пальбе из мортир. А вот что ему непременно следует познать, так это азы полководческого искусства, имея к нему хоть какое-то призвание.
– Мне сообщили, что новое судно вы решили назвать «Король Франциск».
– Это верно, Ваше Величество. Дань справедливости. Обещаю, что первым в бухте Новой Франции бросит якорь именно этот корабль. Сейчас он проходит испытания. Но и без них видно, что это – отличный корабль, лучший в королевском флоте.
Услышав название земли, которую адмиралу предстоит преподнести в дар его короне, Франциск I понял, что аббат успел посвятить его в тайну этой экспедиции, и недовольно передернул плечами. По замыслу короля, адмирал должен был узнать о цели похода лично от него.
– Поначалу я собирался направить этот корабль к берегам Италии. Как и всю вашу эскадру, адмирал. Но времена меняются. Оказывается, огромные территории можно завоевывать, имея всего полк солдат и несколько команд быстроходных судов. Даже голландцы, и те каким-то образом сумели обзавестись колониями в Новом Свете.
– Что совершенно невероятно, – согласно проворчал адмирал. Само упоминание об успехах голландцев вызвало у него чувство горькой иронии.
Король оставил в покое персидский меч, с коротким широким лезвием, – тяжелый и неудобный в бою, которым, очевидно, пытался фехтовать, развеивая собственное одиночество, – и уселся за низкий походной столик. Приземистый, худощавый, он мало походил на истинного воина, больше напоминая аскетического вида мечтательного юношу из провинции. Охотничьи ботфорты и короткая куртка из бычьей кожи лишь дополняли этот явно некоролевский образ.
Придворным давно было известно, что процесс облачения в одежды являлся для короля мучительным. Он терпеть не мог пышностей и всегда тяготился придворными церемониалами. Очевидно, этот король и в самом деле создан был для тягот походов. Вот только сотворила его природа воином, но отнюдь не полководцем. Впрочем, войны за итальянское наследство все еще не завершены, и кто знает…