— Господа, я до сих пор не вижу.
— Мы в курсе… — нахмурился я. — Есть что-то новенькое?
— Я вот чего вас тревожу… Не согласитесь ли вы стать моими поводырями? Хочу прогуляться по Замоскворечью. Подышать древней Москвой. Припасть, так сказать, к истокам.
— Есть же специально вышколенные собаки-поводыри? — изумился я. — Овчарки, бульдоги, таксы. Даже дворняжки! Наконец, есть вымуштрованные спецназовцы. За вами они в огонь и в воду.
— Ах, Петя, вы совершенно не знаете кремлевского контента. Тут каждый готов с потрохами продать меня за полушку. Тем более, слепого. Возьмут, да столкнут в реку. Я же до сих пор не научился плавать. Утону утюгом. Чугунным.
— А нам выходит, верите? — взял трубку Рябов. — Почему?
— Потому что голоштанники! В кои-то лета жить в хрущобе. Ездить на метро и в трамвае. Из имущества у вас, похоже, только раскладной саксофон да именной браунинг.
— Собственность закабаляет, — сыскарь строптиво дернул плечом.
— Я о том же! Короче, жду вас.
Рябов подрагивающей рукой потянулся к пачке «Кэмела»:
— Придется идти.
Под ногами трещали рыжие листья. С Москвы-реки тянуло гниловатой влагой.
— Бабье лето! — воскликнул президент РФ, поправив кротовьи очки на носу. — Чуете, палая листва пахнет вином?
Я поднял красный кленовый лист, весь в жилках, в золотых проплешинах, глянул его на просвет:
— Господин президент, надо вернуть народ. Как гражданин ваш прошу и как поводырь.
— А как их заманишь? — жалостно вскрикнул Абрамкин. — Им же надобен исключительно альфа-самец, то бишь глава стада. А не престарелый крот в черных очках.
— Это так! — резко сплюнул сыскарь.
— Нужна идея… — пробормотал президент. — Может вам, на круг, что и придет в голову?
6.
Сюжет о нашей прогулке в Замоскворечье попал во всемирную паутину. Сердца беглецов в забугорье дрогнули. Россияне в массовом порядке принялись возвращаться. Хотя возвращаться особенно было и некуда. Фермерские поля заросли лебедой да лопухом. Мартеновские печи погребально потушены. Толстозадые лебеди в Большом театре не скачут. Филя Кроликов петь перестал. Дизайнер Сергей Зверюшкин зачем-то перерезал себе вены. Остался, впрочем, жив. Оказалась тупая бритва. И т. д., и т. п. и прочее.
Как только русаки повернули оглобли, Абрамкин прозрел. Видеть даже стал лучше прежнего. Соколиное зрение! С двадцати шагов читал газету. Причем, не только заголовки, шрифт мельчайший.
Конечно же, к нему сразу же вернулся статус альфа-самца и мачо.
И ведь он не ринулся на истребителе под облака, не нырнул за амфорой на дно океана, не кормил в Амазонке пираний с ладони.